Алиса Любимова о сути выставки легендарного Александра Дейнеки
Его называют Маяковским в живописи. Яркие, смелые, прямолинейные его картины, окна в расцвет советской эпохи. И заглянуть в эти окна теперь можно и в Тульском фонде искусств. Там открывается выставка, которая станет кульминацией тульской культурной жизни этой осени. В студии тульских ВЕСТЕЙ ведущий научный сотрудник Государственного русского музея, куратор выставки Алиса Любимова.
Прежде всего, мне как филологу очень близким показалось сравнение Маяковской живописи. Насколько вам, как искусствоведу, она кажется корректным?
Все сравнения хромают, как известно. Но, безусловно, наверное, это очень близко, потому что и в жизни они были знакомы, и живопись Дейнеки действительно плакатная, контрастная, яркая. Но, как и Маяковский, был очень проникновенным и чётким лириком, так и Дейнеко в некоторых своих периодах живописного творчества был очень лиричным, гармоничным и совсем не таким однозначно плакатным, как это представляется с первого взгляда.
Всегда, когда рождается выставка и приезжает выставка с какой-то концепцией, она встраивается в контекст, и наверняка есть какой-то повод для того, чтобы привезти того или иного художника, ту или иную выставку в город. Каким образом эта выставка попала сейчас в Тулу и есть ли какой-то контекст вокруг неё?
Во-первых, это федеральная программа, это выставка, которая путешествует по федеральной программе. Сначала она была в самом Русском музее, ограничивалась только нашей коллекцией. Потом она переехала в город Рязань и соединилась там с частью коллекции Курского художественного музея. И уже в этом виде переехала в Тулу. Но в каждом городе свои залы, свои помещения, и даже при условии одного архитектора образ выставки складывается.
По-разному. Тогда расскажите, какие же акценты приобрела выставка, когда переехала в Тулу?
В Тульском фонде искусства так получается, что выставка расположена на двух этажах, поэтому ее невольно пришлось разбить на два периода — до военное творчество Дейнеке и после военного периода и после военных лет уже до конца его жизни. Поэтому это таких два крупных этапа в творчестве художника.
Сюжетный акцент на какие-то, может быть, обратите внимание. Если Вы говорите, что место правит Ваши планы, то что же здесь пришлось править?
Ну, в основном это касается, то есть уже когда ты находишься в залах, и даже если у тебя сделан конкретный план по расстановке, развеске произведений, именно пространство тебя корректирует. И, например, одна из главных картин выставки, ранняя работа из собрания Русского музея «Текстильщицы», очень важная для творчества Дейнеки, очень ярко его выражающая, предполагалось по плану быть повешенной на фанерном щите. Но оказалось, что это совершенно не работает, и пришлось её повесить чуть дальше, но зато в более выигрышном для неё свете.
Если мы говорим о самом наполнении, может быть, смысловом, если так назвать, наполнении выставки, вы сказали, что оно так уж получилось по помещению, делится на два этапа — довоенный и послевоенный. Так и общество тоже делится исторически на два этапа. Советское общество довоенное было совсем другим, нежели послевоенное общество. Картины тоже отличаются максимально сильно?
Картины отличаются, но у Дейнеки не два периода, а их больше. Был очень яркий взлёт в 20-е годы, и на выставке он представлен, вот работа текстильщицы, о которой я упоминала, и графикой 20-х годов, а это 30-е годы, где он выступает уже с монументальными, большими работами на важные темы. И в то же время есть линия лирическая с портретами, с пейзажами, натюрмортами, где он совсем другой, не тот, которого, может быть, знают широкий круг зрителей. А третий этап — это как раз военный период и 50−60-е годы. Там тоже есть свои интересные открытия, которые ждут посетителей.
Если говорить о смысле выставки, часто бывает так, что помимо того, чтобы погрузить в творчество того или иного автора, выставка сообщает какие-то акценты. То есть, например, погружает в советский быт, советское общества через картины Дейнеки, через вот этих дородных прекрасных женщин, через спортивных мужчин. Есть ли здесь что-то такое, что вокруг полотна, исторический контекст, какое-то ещё погружение?
Нет. В данном случае задача была показать коллекцию. Это, в принципе, выставка коллекции собрания Русского музея. Она отражает все периоды творчества Дейнеки от самого раннего до 60-х годов, все виды искусства, в которых он работал, это и живописи, и графика, причём это и рисунок, и акварель, это фарфор, в котором он тоже работал, и, главное, мозаики, которые впервые были показаны в Туле, впервые за пределами нашего музея, где они, кстати, тоже были впервые после 50-летнего перерыва показаны, То есть в послевоенном периоде его творчества нужно идти смотреть мозаики, которые открывают Дейнеку, позволяют вблизи увидеть то, чем он тоже был знаменит.
Как Вы думаете, что из представленного в этой коллекции самые любопытные, но, может быть, необычные какие-то либо картины, либо образцы графики, либо скульптурные образцы?
На мой взгляд, там все заслуживает такого внимательного и пристального интереса.
Но вы сами сказали, что есть Дейнека, которого представляют те самые дородные женщины, те самые спортивные мужчины. А есть Дейнека, которого мы не знаем?
Да. Там есть два портрета его спутницы и музы, Серафимы Ивановны Лычовой. Женщина была очень яркой и интересной судьбы. Действительно, потому что так случилось, что она родилась в Канаде. У революционера, бежавшего после первой русской революции в 1905 году. И детство её прошло за границей, а в 1917 году её семья приехала поддерживать революцию октябрьскую. И остались они уже здесь. И эти портреты показывают нам совершенно другого Дейнеку. Образы, можно сказать, обобщенные, но при этом это узнаваемая конкретно его модель, его любимая женщина. Она сдержанная, она очень изысканно одета, скромная, но при этом чувствуется ее самоощущение, ее уверенность в себе. О ней говорили, что она была острана языком, у нее был прекрасный вкус, она знала языки, играла на фортепиано и производила очень сильное впечатление на всех окружающих. Мы видим ее немножечко другой, не такой, не броской, не яркой, не эффектной, а скромной, погруженной в себя, но при этом бесконечно женственной. И в этом проявляется талант художника, показать её таким образом. Интересный акцент именно в нашей коллекции, которую мы с удовольствием здесь показываем, это его заграничное путешествие. Так случилось, что в конце 1924 года его пригласили с американской стороны, и Советский Союз организовал эту поездку в Америку. И он побывал и в Нью-Йорке, и в Филадельфии, устраивал там свою выставку, сопровождал выставку советских художников. И это путешествие, трёхмесячное пребывание в Америке, а потом он возвращался через Европу домой, составило очень яркую страницу его творчества. Это какой-то новый этап его взлёт как живописца, как художника. Он приобретает какие-то новаторские черты даже в этих тридцатых годах. И приезжает уже изменившимся новым художником. И в 1935 году в Москве устраивается его персональная выставка, где показываются работы, сделанные и в Америке, и сразу после Америки, про Америку. Это так случилось, что в нашем собрании этот период представлен достаточно полно, и это тоже интересная страница, редкая страница на выставках Дейнеки.
На любого публичного человека можно посмотреть со стороны, как прохожий, как зритель, а можно его знать лично и тогда впечатление меняется. Вы, как куратор выставки, погружены в его творчество и, работая над ней, наверняка какие-то личные, возможно, акценты для себя сделали. Дейнека для вас какой?
Разный. Он действительно очень разный. Но сильные его стороны — это не иллюстративность, не последовательный рассказ о каких-то страницах истории или жизни, а это умение создать образ, какой-то приподняться над обыденностью, создать вот эту острую, динамичную композицию. Он великолепный композитор, использует холст, я не знаю, как лист для графики или как стену для моментального искусства, создавая острые, динамичные, резкие подчас композиции, которые заставляют тебя увидеть время, увидеть по-новому, увидеть пространство. Вообще, для Дейнеке характерно то, что он по заветам своего учителя, великого графика Владимира Фаворского, пытался в композициях соединить разновременное и разнопространственное. И вот эти попытки для него всегда, в лучшие периоды жизни оборачивались большими удачами.
Знаю, что у музейщиков иногда сердце кровью обливается, когда приходится упаковывать и куда-то отправлять картины. Уж лучше бы лежали у себя. По крайней мере, точно ничего бы с ними не случилось. Но я слышала такое мнение. Как вам кажется, все же удается сделать так, чтобы они максимально бережно перенесли?
Да, это, безусловно, главная наша задача, чтобы все прошло без потерь, даже без мельчайших выкрашек или каких-то изменений в состоянии сохранности. Безусловно, есть такая точка зрения, что лучше пусть приезжают к нам смотреть наше богатство. Но я сторонница и того, чтобы вывозить выставки, чтобы знакомить людей. Не у всех есть возможность приехать. У нас нет возможности показывать в наших помещениях все наши богатства, поэтому, мне кажется, надо делиться радостью и открытиями.