Типичное судебное дело 1867 года о залоге
В этом году РАПСИ начало серию публикаций о наиболее громких судебных процессах в истории Российской империи. В каждой статье будет рассматриваться конкретное дело, цель — показать, как правовая система дореволюционной России сталкивалась с культурными, политическими и социальными вызовами, и как громкие процессы формировали общественное мнение и дальнейшую судебную практику.
В архивах судебных учреждений Российской империи сохранились тысячи дел, раскрывающих повседневную жизнь подданных государства через призму правовых отношений. Одно из таких дел, рассмотренное мировым судьей 30-го участка Санкт-Петербурга в ноябре 1867 года, представляет особый интерес как свидетельство типичных имущественных споров того времени.
Дело началось 14 ноября 1867 года с иска жены надворного советника Ю-чь к вдове губернского секретаря Г-чь и учителю М-ну. Истица требовала либо возврата вещей, отданных, по ее словам, на прокат и сохранение, либо взыскания компенсации в размере 500 рублей — суммы весьма значительной для того времени.
Предметы спора представляли собой типичное имущество обеспеченной семьи середины XIX века: шесть билетов ссудной казны, две квитанции из меховых магазинов (одна на мужскую енотовую шинель, другая на лисий мех с таким же воротником), выхухолевая муфта и мебель орехового дерева, обитая ситцем — шесть стульев, два кресла, диван, зеркало, два стола и экран. Такой набор вещей говорит о достаточно высоком социальном статусе истицы и о значительной стоимости спорного имущества.
Особый интерес представляют упомянутые в деле билеты ссудной казны. Ссудная казна — кредитное учреждение Российской империи, была учреждена в 1772 году по замыслу Ивана Бецкого, личного секретаря Екатерины II. Эти учреждения функционировали как государственные ломбарды, выдавая краткосрочные ссуды под залог драгоценностей и других ценных вещей. Билеты ссудной казны представляли собой документы, подтверждающие факт залога и право на получение заложенного имущества после выплаты долга с процентами.
В прошении истица объяснила критичность ситуации: срок погашения билетов ссудной казны приближался, и в случае неуплаты заложенное имущество могло быть продано. Более того, воспользовавшись наступившими холодами как предлогом, Ю-чь обратилась в меховой магазин с просьбой выдать енотовую шубу ее мужа без квитанции, заявив, со слов Г-чь, что документ утерян. Шуба была ей выдана, но впоследствии выяснилось, что из другого магазина по квитанции, находившейся у Г-чь, лисий мех был получен двумя неизвестными дамами, представившимися именем ответчицы.
При разборе дела 23 ноября 1867 года ответчица Г-чь категорически отрицала получение каких-либо вещей от истицы и указала, что спорное имущество находится у проживающего в ее квартире учителя М-на. Привлеченный в качестве третьего лица М-н признал наличие у него вещей, но утверждал, что они находятся у него в залоге за выданные Ю-чь деньги. При этом он не смог представить никаких письменных документов — ни заемных писем, ни долговых обязательств, что было существенным нарушением правовых норм того времени.
Согласно действовавшему тогда законодательству, а именно статье 1667 тома X части 1 Свода законов гражданских, залог движимых вещей должен был совершаться либо у нотариуса, либо на дому, но в любом случае в письменной форме и с засвидетельствованием у нотариуса. Отсутствие такого документа ставило под сомнение законность притязаний М-на на спорное имущество.
В ходе разбирательства Ю-чь заявила, что никогда не закладывала М-ну вещи, составляющие предмет иска. По ее словам, она закладывала Г-чь только оклады с икон, брошь и серьги, за что получила 23 рубля — сумму несоизмеримо меньшую, чем та, которую требовал М-н. Поверенный ответчиков, некто Н-н, предъявил от имени М-на встречный иск на 150 рублей, утверждая, что истица получила от его доверителя под залог билетов и прочих вещей 168 рублей 77 копеек, и сослался на свидетелей в подтверждение этого факта.
Мировой судья, рассмотрев все обстоятельства дела, вынес решение на основании статей 81, 82, 112, 409 и 129 Устава гражданского судопроизводства, а также статей 2030 и 1667 тома X части I Свода законов гражданских. Решение было компромиссным: М-н обязывался возвратить Ю-чь все спорные вещи, но истица должна была уплатить ему 21 рубль. В остальной части встречного иска М-ну было отказано, равно как и в иске Ю-чь к Г-чь. Судья также предоставил истице право предъявить новый иск к М-ну по подсудности в случае, если из-за несвоевременного возврата вещей она понесет убытки или какая-либо вещь будет продана в ссудной казне вследствие просрочки.
Это решение не удовлетворило М-на, и 21 декабря 1867 года он подал апелляционную жалобу в мировой съезд, настаивая на допросе свидетелей и отмене решения мирового судьи. Съезды мировых судей собираются в назначенные сроки для окончательного решения дел, подлежащих мировому разбирательству, а также для рассмотрения в кассационном порядке просьб и протестов об отмене окончательных решений мировых судей.
Мировой съезд, заседавший 22 февраля 1868 года, подошел к делу с юридической точки зрения более основательно. В своем решении съезд отметил, что Г-чь выступает как посредствующее лицо в сделке, содержание которой различно объясняется спорящими сторонами. При этом в деле фактически присутствуют два истца: Ю-чь, доказывающая свое право собственности на вещи, якобы отданные на сохранение, и М-н, претендующий на получение 150 рублей, якобы данных под залог этого имущества.
Съезд установил, что право собственности Ю-чь на спорные вещи является бесспорным. Хотя она не представила письменного акта об отдаче вещей на сохранение, по закону (статья 2111 тома X части I Свода законов гражданских) такой акт требуется только в случае, когда принявший имущество отрицает сам факт принятия. Поскольку М-н не отрицал получения имущества от Ю-чь и даже соглашался на его возврат при условии получения денег, отсутствие письменного договора не могло служить основанием для отрицания права истицы на возвращение вещей.
Ключевым моментом в решении съезда стало то, что М-н не смог доказать действительность займа. Без письменных доказательств, которые по закону были обязательны для такого рода сделок, его претензии на взыскание 150 рублей оказались юридически необоснованными. В результате мировой съезд оставил апелляционную жалобу М-на без уважения, подтвердив решение мирового судьи первой инстанции.
Это дело представляет собой яркий пример работы новой судебной системы Российской империи. Несмотря на отсутствие у истицы письменных доказательств передачи вещей на хранение, суд встал на ее защиту, признав более весомыми доказательства права собственности и отсутствие у ответчика документов, подтверждающих заем. Решение демонстрирует, что новые суды действительно стремились к установлению материальной истины, а не просто следовали формальным требованиям.
Судебные процессы в Российской империи стали четко регламентированы, следствие велось достаточно быстро и качественно, исчезла путаница и волокита. Рассмотренное дело подтверждает эту оценку: от подачи иска до окончательного решения прошло всего три с половиной месяца, что для судопроизводства того времени было достаточно быстро.
Социальный контекст дела также заслуживает внимания. Все участники процесса принадлежали к образованным слоям общества: истица — жена надворного советника (чин VIII класса по Табели о рангах), ответчица — вдова губернского секретаря (чин XII класса), третье лицо — учитель. Это были представители того самого среднего класса, для которого в первую очередь и создавались мировые суды. Предметы спора — меховые изделия, мебель из орехового дерева, билеты ссудной казны — говорят об определенном достатке участников процесса и о развитости кредитных отношений в городской среде того времени.
Интересно также отметить процедурные особенности дела. Привлечение М-на в качестве третьего лица по указанию ответчицы, возможность предъявления встречного иска прямо в ходе разбирательства, ссылки на свидетелей — все это показывает гибкость новой судебной процедуры. При этом суд строго следовал букве закона: ссылки на конкретные статьи Устава гражданского судопроизводства и Свода законов гражданских свидетельствуют о высоком уровне юридической техники.
Примечательно, что в деле фигурируют квитанции из меховых магазинов, что свидетельствует о развитой системе торговли предметами роскоши в Санкт-Петербурге 1860-х годов. Меховые изделия — енотовая шинель и лисий мех — были не просто предметами гардероба, но и своеобразными инвестициями, которые можно было заложить или продать в случае финансовых затруднений. История с получением меха из магазина по чужой квитанции показывает несовершенство системы идентификации личности того времени и возможности для злоупотреблений.
Роль ссудной казны в этом деле также весьма показательна. Эти учреждения играли важную роль в финансовой жизни городского населения, предоставляя возможность получить наличные деньги под залог ценных вещей. Срочность, с которой истица стремилась вернуть билеты ссудной казны, объясняется жесткими правилами этих учреждений: при неуплате в срок заложенное имущество выставлялось на торги и могло быть продано за бесценок.
Юридическая аргументация мирового съезда заслуживает особого внимания. Съезд четко разграничил два правовых вопроса: право собственности на вещи и действительность договора займа. Признав безусловное право собственности истицы и отсутствие доказательств займа у ответчика, съезд продемонстрировал приверженность принципу защиты права собственности — одному из краеугольных камней гражданского права Российской империи.
Финансовый аспект дела также интересен. Сумма первоначального иска — 500 рублей — была весьма значительной. Для сравнения, годовое жалованье мелкого чиновника составляло около 300–400 рублей. Встречный иск на 150 рублей и окончательное присуждение 21 рубля показывают, как суд стремился найти компромисс между сторонами, частично удовлетворив требования обеих.
Решение мирового судьи предусмотрительно оставляло истице возможность предъявить новый иск в случае убытков от несвоевременного возврата вещей. Это показывает понимание судом сложности ситуации и стремление обеспечить справедливость не только в данный момент, но и в будущем. Такой подход свидетельствует о высоком профессионализме судей новой формации.
Важно отметить, что дело рассматривалось в переходный период становления новой судебной системы. Мировые суды в Петербурге работали всего полтора года, и участники процесса, возможно, еще не вполне освоились с новыми процедурами. Это может объяснить отсутствие письменных документов у обеих сторон и некоторую хаотичность в предъявлении требований.
Дело Ю-чь против Г-чь и М-на является типичным примером имущественного спора эпохи Великих реформ. Оно показывает, как новая судебная система справлялась с традиционными для российского общества проблемами — неформальными финансовыми отношениями, отсутствием письменной фиксации сделок, попытками злоупотребления доверием. При этом суд продемонстрировал приверженность букве закона и стремление к установлению истины, что было важным достижением судебной реформы.
История этого забытого дела из архивов мирового суда раскрывает перед нами живую картину правовой жизни Российской империи в период ее модернизации. Через призму частного конфликта мы видим работу новых правовых институтов, социальные отношения эпохи и те проблемы, с которыми сталкивалось российское общество на пути к правовому государству. Несмотря на прошедшие полтора столетия, многие вопросы, поднятые в этом деле — защита права собственности, доказательство долговых обязательств, роль письменной формы сделок — остаются актуальными и в современном правоприменении.
Андрей Кирхин
*Мнение редакции может не совпадать с мнением автора
*Стилистика, орфография и пунктуация публикации сохранены