Подгорнов

Трамп ввёл сбор в размере $100 тысяч за подачу визы H-1B, пишет Bloomberg. Это рабочая виза, которая позволяет компаниям из США нанимать высококвалифицированных специалистов из других стран с профильным образованием.

У США вот свой «кризис кадров» (нам бы такой «кризис»).

У них своя специфика. В США нет катастрофического дефицита населения (как, простите, в России) (ну или в Германии). Проблема Америки в другом: у них слишком много выпускников гуманитарных (угадайте чья аудитория с гендер-стадис, ага) и еще бизнес-школ, а слишком мало инженеров и математиков. Вузы массово штампуют «креативных менеджеров», а рынок требует профессиональных айтишников и разработчиков.

До сих пор разрыв закрывался за счёт иммиграции: Индия, Китай, Россия давали десятки тысяч инженеров и программистов. Теперь администрация Трампа решила прикрыть поток и заставить корпорации вкладываться в американцев, а не в импорт мозгов.

Идея в том, что: платить не индийцу $80к (который будет работать на $20к), а вложить эти 100к в подготовку местного выпускника. У корпораций есть эти деньги. У США есть для этого инфраструктура. Трамп реализует свой политически лозунг «рабочие места американцам». Делает Америку великой опять.

Важно понимать, что это очень американская тема. Скопировать не получится. США могут «закрыть» рынок труда, потому что волна притока капитала и технологий — сильная, а внутренняя демография — на хорошем уровне. Убираем одно и добавляем другое. И то, и то — имеется в наличии. Для других стран такой манёвр смертелен: закрыв границы для квалифицированных мигрантов, они останутся без кадров вообще.

Можно даже сказать, что Трамп начинает формировать «поколение Трампа». Студенчество ориентированное на интересы США. За республиканские интересы США.
Молодец.
Завидуем

Про Трампа в Лондоне

За красивой картинкой королевских приемов и смен нарядов принцессами и первыми леди, скрывается один простой и банальный факт: Трамп приехал, чтобы сделать Трампа великим.

Больше ничего. Можно на этом заканчивать анализ этого визита. Тщеславное мероприятие тщеславного Президента, чтобы говорить всем, что он Первый Президент США который удостоился столь королевского приёма. Супер-пупер королевского ужина!

Все договоры-уговоры — вторичны. Всё было ради картинки. Пофоткаться, чтобы транслировать в США, что «Америка теперь самая горячая».

Собственно фактура политической составляющей (весьма блёклая и рамочная) не дает сомнений в том, что я прав. Ничего конкретно (за пределами уже имеющихся проспектов) не было подписано. Ничего острого не было озвучено во время и после. Можно даже сказать, что Трамп съездил на ужин и вернулся обратно в Америку. Тарелочник, ага.

Всё.
И я серьезно. Никаких разворотов по Украине, никакой жесткой риторики по Стармеру. Ни-че-го не было. Подписали документы в шатре и рядом с ним дали скучнейшую пресс-конференцию. Самая сенсационная новость — это про базы США в Афганистане. Возвращение в Афганистан.

Про миграцию
В свете вчерашних заявлений (и не только).

Получается, что в РФ вновь меняются правила игры на поле миграции. Министр экономразвития Максим Решетников формулирует «возвратную» модель. Модель вахты. Иностранцы приезжают работать, но без семей и детей, и сразу уезжают обратно.

Формально логика государства понятна: мы снимает с себя ответственность за школы, медицину и интеграцию. И превращая мигрантов в чисто экономический инструмент и функцию на рынке труда. Но на деле это не стратегия, а очередная тактическая перестановка. Заплатка, уже простите.

И вопрос еще, а как это реализовать и какой с этого будет толк? Ведь, во-первых, мы закрепляем факт низкоквалифицированной миграции + текучку кадров. Во-вторых, расписываемся что будет отсутствовать интеграция. Эти «вахтовики» не станут частью общества, не будут учить язык, не будут вкладываться в страну. Тут важно понимать, что в этом всём есть и риски.

Т.е. мигрант-вахтовик, который на таких условиях приезжает — это не высококвалифицированный специалист. Очевидно почему. И даже низкая квалификация тут становится с оговорками. Когда мы говорим, что мигранту не нужен «российский соцпакет», то, согласен, что в этом есть социальная и финансовая логика, но это как сотруднику в офисе не давать доступ в туалет и на кухню. Он будет лучше работать? Он не пойдет за угол во двор, чтобы там справить нужду?

Понимаете? Вся эта интеграция нужна для того, чтобы мигрант «играл по правилам». Если не дать мигранту доступ к медицине, то сформируется серый рынок с низким качеством. Сформируется анклавность, где мигранту будут «формировать свою культуру». Да, как бы временно и потом уедут, но для жителя Москвы эта смена лиц не будет иметь значение. У него перед глазами будет обособленная ячейка из «вахтовиков», которые не знают языка и культуры. Они как бы туда-сюда, но для москвича это будет как «здесь кто-то всегда». Ну, если мы их не за заборы хотим завозить и изолировать, чтобы «только работали и домой».

Это только красиво звучит: приехал-поработал-уехал. Но «создать условия» для этого «поработал» необходимо в том числе и для этой самой производительности труда.
Или, или.
Или в бараках будут полуголодные тысячи человек. Или в нормальных условиях десятки и сотни. Т.е. массовое дешевое низкоквалифицированное или точечное среднеспециальное.

Но я даже не об этом.

Главная проблема в том, что миграционная политика в России за последние годы постоянно дергается из стороны в сторону. Ещё в 2006 году была запущена программа переселения соотечественников, которую власти не раз называли «стратегической». На неё возлагали надежды как на демографическое спасение: десятки тысяч граждан стран СНГ должны были переехать в Россию с семьями и получить паспорта. Позже звучали инициативы о введении «русской карты» для этнических русских за рубежом, чтобы закрепить их в стране. В 2010-е акцент сместился на интеграцию: мигрантов обязывали сдавать экзамены по русскому языку, вводили программы культурной адаптации, поддерживались школы, куда ходили дети приезжих.

А уже с 2020-х тон поменялся: разговоры о «чужих детях», которых Россия «не обязана учить», противоречат прошлым попыткам строить систему интеграции. При этом совсем недавно, в 2021–2022 годах, обсуждались планы о «квалифицированной миграции»: хотели привлекать айтишников, инженеров и врачей на долгий срок, предлагать им гражданство и жильё. Теперь же поворот на 180 градусов: никаких семей, никаких детей, только рабочие руки на вахту.

Такое постоянное колебание делает невозможной предсказуемость. Для бизнеса нет ясных правил: то обещают поток закреплённых кадров, то резко закрывают кран. Для самих мигрантов тем более: сначала им предлагают будущее в России, потом дают понять, что они здесь временно. Нет национальной стратегии.

И на этом фоне заявление о том, что «будущее за ростом производительности труда», звучит как красивая декларация без реального подкрепления. Вместо того, чтобы инвестировать в технологии и образование своих людей, мы продолжаем играть в маятник: от «русской карты» до «вахтовых рабочих».

#кризискадров VII

Итак, мы с вами прошли через все этапы диагностики кадрового кризиса, разобрали попытки его решения. Удачные и не очень, технологические и миграционные. Время подводить итоги. И они неутешительные. Только не потому, что проблема нерешаема, а потому, что решение требует того, к чему мы как общество и государство, как мне кажется, не готовы. Решение кадрового кризиса лежит через долгосрочное планирование, серьезные инвестиции и контроль за ними. Ну и, главное, признание масштаба проблемы.

При этом чиновники прекрасно видят проблему. В кабинетах министерств лежат аналитические записки с теми же выводами, что и в моём цикле. На многие из этих исследования я ссылаюсь. Чиновники понимаю и знаю, что в демографии — катастрофа, образование — не соответствует потребностям и среднего качества, миграция — провалена и сейчас это палка о двух концах.

Решение, как я уже говорил, есть и оно системное. А любое системное решение упирается в деньги и политические риски.
Восстановить систему профтехобразования? Это сотни миллиардов рублей, при том, что весь бюджет на образование в 2024 году составлял около 1,5 трлн, а на профобразование тратится лишь 5-7% этой суммы.
Повысить престиж рабочих профессий? Это во многом признать провал тридцатилетней политики «всеобщего высшего образования». Эти триллионы в год в пустоту.
Создать условия для квалифицированной миграции? Это уже заход на социальное напряжение и электоральные риски.

Проще запускать косметические программы переподготовки, рапортовать о цифровизации к 2030 году и надеяться, что «как-нибудь само рассосется».
Не рассосется. Как раньше не будет.

Крупные компании понимают остроту проблемы лучше всех — они первые сталкиваются с невозможностью найти специалистов. Но их горизонт планирования в РФ редко превышает 3-5 лет, а подготовка кадров — это 10-15 лет инвестиций. Советский масштаб планирования.

Норникель, например, может позволить себе корпоративный университет — у них горизонт планирования измеряется десятилетиями по разработке и эксплуатации месторождений. А условный машиностроительный завод, который не знает, будет ли жив через год и для чего будет нужен? Что он будет через год собирать… Нет, для него готовить кадры по 10 лет не имеет смысла. Поэтому, он лучше переманит готового специалиста, чем вложится в обучение молодежи.

Результат или «ситуация»: все ждут, что кадры подготовит кто-то другой. Государство кивает на бизнес, бизнес — на государство. И так по кругу, а время уходит.

Тоже самое и на бытовом уровне. Житейском. Родители хотят, чтобы ребенок получил высшее образование «для статуса». Молодежь хочет быстрых денег без долгого обучения — отсюда массовый уход в блогеры и трейдеры. Работающие специалисты не хотят переучиваться: «в 45 лет снова за парту?»

При этом все хотят качественных товаров, работающей инфраструктуры, технологического развития. Но кто будет это все создавать, если инженер — это «непрестижно», токарь — это «для неудачников», а агроном — это «деревня»?

Что же дальше? Какие у нас сценарии развития?

Первый — это инерция. Самый вероятный. Если продолжать в том же духе — косметические меры, имитация решений, надежда на технологические чудеса (вспоминаем нанотехнологии, да) — нас ждет японский сценарий, только хуже.

К 2030 году дефицит квалифицированных кадров достигнет критической массы. Уже сегодня, по данным РСПП и РАНХиГС, он оценивается в 4,8-5 млн человек, к 2030 может вырасти до 7-8 млн. Новые производства невозможно будет запустить физически — некому работать. Существующие начнут деградировать — некому обслуживать и модернизировать. Экономика застынет в состоянии «поддержания штанов» — все силы уйдут на то, чтобы хоть как-то функционировало то, что есть.

При этом у Японии есть технологический задел: плотность роботов 400+ на 10 тыс. работников. В России — всего 6. Есть огромное количество частных накоплений у населения и корпораций. Да, у них рекордный госдолг, но он в основном внутренний и не мешает экономике работать. У нас ни такого уровня технологий, ни такого запаса частных сбережений нет.

По оценке ВШЭ, кадровый дефицит уже сейчас стоит экономике 1,5-2 процентных пункта роста ВВП ежегодно. Это цена бездействия в реальном выражении.

Второй сценарий, который мы можем рассматривать — это сценарий мобилизации. Альтернатива «японской инерции» — это признать кадровый вопрос приоритетом номер один. Не на словах, а на деле.
Это означает: деньги. Много денег. Очень. Не миллиарды, а сотни миллиардов рублей. На образование, на инфраструктуру для мигрантов, на достойные зарплаты преподавателям и мастерам производственного обучения.
+ время. Минимум 10 лет последовательной политики. Никаких «оптимизаций» и «коррекций» каждые 2–3 года.
+ политическая воля. Готовность принимать непопулярные решения. Например, ограничить прием в вузы на «модные» специальности и расширить на инженерные. Или платить токарю высшей квалификации больше, чем менеджеру среднего звена.
+ изменение общественного договора. Это самое сложное. Нужно, чтобы общество приняло: не все должны иметь высшее образование, физический труд — это достойно, а учиться нужно всю жизнь.

Звучит как хороший план. Но его нужно реализоваться уже сегодня. Точка невозврата уже скоро. 2025-2026: последний шанс на маневр. Если начать системные изменения прямо сейчас, к 2030 году можно получить первые результаты. Выпускники обновленных техникумов, первая волна интегрированных мигрантов, плоды корпоративных образовательных программ.

Но окно возможностей закрывается. Каждый потерянный год — это усугубление дефицита, потеря компетенций, деградация образовательной системы. В 2030: развилка закрывается. Это факт. Если к 2030 году системные изменения не запущены, догонять будет поздно. Поколение опытных специалистов уйдет на пенсию, молодежь 2000-х не получит нужных компетенций, которые можно встроить в экономику, технологический разрыв с развитыми странами (уже азиатскими) станет непреодолимым.

Это не апокалипсис — страна не исчезнет. Но это гарантированная стагнация на поколение вперед. Экономика, неспособная к развитию из-за отсутствия человеческого капитала. Сколько бы ресурсов мы не добывали и не продавали — дороги строить будет некому.

Главный неудобный вывод: мы сами создали этот кризис и продолжаем его усугублять. Есть конкретика в «неправильных решениях». Мы сами разрушили систему профтехобразования: потому что «рынок сам всё отрегулирует». Мол, запрос на юристов и экономистов выше!

Мы сами девальвировали инженерные профессии — потому что опять же «юрист и экономист звучит солиднее». По-западному!
Мы сами подсели на дешевую мигрантскую рабочую силу — потому что «зачем платить больше» и планировать на 5-10 лет вперед. Зачем готовить своих, если быстрее набрать чужих.

Мы поверили в технологические сказки. От «нано до ИИ». К 2015 — взлетит! К 2020 — взлетит! К 2030! И так далее.

Теперь пожинаем плоды. И никакие ChatGPT, роботы или индийские программисты не решат проблему, которую мы создавали 30 лет. Мы не можем взять и купить «рынок труда» и «человеческий капитал». Разменять его на ресурсы. Добывать ресурсы скоро будут некому.

Вместо морали.
Этот цикл текстов — не попытка нагнать панику или покритиковать всех и вся. Это попытка трезво оценить ситуацию и показать: решения существуют, но они требуют честности, решимости и политической воли. Они требуют компетенций. Ответственности.
Кадровый кризис — это не абстрактная экономическая проблема. Это вопрос о том, в какой стране мы будем жить через 10-20 лет. Будет ли она способна развиваться, создавать, конкурировать? Или превратится в музей советского индустриального наследия, медленно ветшающий и неспособный к обновлению? Ведь, что «не советского» мы создали за эти годы? Армию юристов, которые работают курьерами и «инфоцыганами»?

Выбор за нами. Точнее, за теми, кто принимает решения. Самые главные решения в стране.
Но и общество должно понимать: чудес не будет. Сказки про 2030 год — это популизм. Будет либо тяжелая системная работа на годы вперед, либо медленное сползание в технологическую периферию. Не среднего уровня, он, дай бог, есть у нас сейчас, а куда-то ниже.

Время для решения еще есть. Но его остается все меньше. И это, пожалуй, единственный ресурс, который нельзя ни купить, ни заменить, ни автоматизировать.

Кадры решают всё. Эта советская максима не устарела. Для такой огромной страны с ресурсной и технологической базой — кадры решают всё. Со времен СССР изменилось только понимание того, какие именно кадры нужны и как их готовить. Но без них — никак. Ни сейчас, ни через 10 лет, ни в эпоху искусственного интеллекта и роботизации.

Потому что за каждым роботом стоит инженер, за каждой нейросетью — программист, а за каждым прорывом — человек.
И если этих людей не будет, не будет и будущего.

А для России хотелось бы лучшего будущего. И в наших руках его построить. Тех, что еще остались и готовы работать.

Про российское ИИ

Российские банки начали тестировать китайские ускорители для задач искусственного интеллекта. Сбер ищет решение под тысячи чипов в год, Т-Банк и Альфа-Банк ограничиваются сотнями. Задачи простые: скоринг, антифрод, рекомендации. Здесь китайские MetaX и аналоги способны работать.

Но давайте назовём вещи своими именами. Китайские чипы это не замена Nvidia, а технологический компромисс. Они закрывают только базовые сценарии, но как только речь заходит о ресурсоёмких задачах (больших языковых моделях, сложных мультимодальных системах), то становится очевидна технологическая граница. И эта граница будет определять развитие российского ИИ на годы вперёд. Увы.

Ключевая проблема даже не в «железе», а в экосистеме. Ситуация сегодня выглядит так: Nvidia остаётся глобальным стандартом. Все ключевые фреймворки и библиотеки изначально пишутся под неё, она формирует правила игры, а остальные лишь догоняют. Китайские ускорители пока не конкуренты, а скорее нишевые аналоги, под которые приходится подстраивать существующие модели и переписывать код. Это не вопрос удобства, а вопрос совместимости: любая адаптация стоит денег и времени.

Даже если завтра Nvidia снова станет доступна, то переключение от Китая потребует колоссальных инвестиций: переучить инженеров, перестроить инфраструктуру, перенести весь накопленный софт. Гораздо проще и дешевле остаться на китайском треке, чем возвращаться. Поэтому китайские решения — это инструмент выживания, но не путь к лидерству. Они позволяют держать в рабочем состоянии прикладные сервисы, но не дают шанса на прорыв.

Отсюда и общая национальная ИИ стратегия, если хотите. Делать ставку не на гонку «железа», а на умение работать в условиях ограничений. Алгоритмическая оптимизация и сжатие моделей становятся ключом: выиграет тот, кто научится извлекать максимум из скромных ресурсов. Второй путь для нас — это развивать прикладной ИИ именно под локальные задачи. Скоринг, антифрод, документооборот. Те сферы, где не нужны гигантские мощности, но важна надёжность и быстрая отдача.

Еще вариант, встроиться в китайский стандарт и занять в нём свою нишу. Но это уже путь зависимости (антисуверенности): архитектура и развитие будут определяться Пекином. Это скорее стратегия «подключиться к чужой экосистеме», чем построить свою. Для некритических областей — допустимо.

Т.е. для нас сейчас главный вопрос в том, получится ли выжать из этого «среднего класса» (который очевидно технологический потолок для нас) максимум или он станет для нас вечным приговором. Нам важно научиться строить собственную логику применения ИИ — там, где не нужны самые тяжёлые модели, но можно быстро показать результат. Вот это национальная ИИ-стратегия.

#кризискадров VI

Сегодня говорим про миграцию. Тема не из простых. Хотя простых у нас и не было.

Трудовая миграция — это вроде и самое очевидное, но и самое спорное решение кадрового кризиса. С одной стороны, логика действительно железная: не хватает рабочих рук, так привезём эти руки из-за границы. С другой, это у нас как хирургическая операция по трансплантации: быстро и эффективно, но с рисками отторжения и осложнений. А главное, что это не лечит причину болезни, а только снимает острые симптомы. И на «новый орган» так же начинает идти общее заражение.

Главное, что мы должны сегодня понять — в России своя специфика. Очень и очень особенная ситуация. Два полюса миграции в РФ: массовость против квалификации. У нас дешевый массовый мигрант стал решением большой проблемы, но породил куда большие издержки. Привел к осложнениям.

Российский строительный сектор сейчас уже сложно представить без мигрантов из Средней Азии. По официальным данным — это около трех миллионов человек. По неофициальным оценкам — в полтора-два раза больше. Эти мигранты закрывают потребности в рабочих руках на стройках, в ЖКХ, в благоустройстве.

Казалось бы, успех? Инфраструктура ведь нужна. А благоустроенная Москва — лучший город на земле. Да, но не совсем. Формально рабочие места закрыты, но качество работ упало настолько, что благоустраивать приходится год за годом. Про это не любят говорить, но это действительно так.

Почему же так происходит? Дело не в национальности или врождённых способностях — это важно подчеркнуть. Дело в системе. Структуре труда. Мигрант приезжает на 9 месяцев, работает без оформления, живёт в вагончике по 20 человек, не говорит по-русски, не знает российских СНиПов и ГОСТов. Не знает законов. Его задача — быстро заработать и уехать. Ни о каком профессиональном росте речи не идёт. Не о каком стремлении повышать и улучшать квалификацию не идёт речи.

Более того, массовый приток неквалифицированной рабочей силы убил мотивацию готовить собственные кадры. И это страшное последствие массовый миграции. Зачем учить молодого россиянина на маляра-штукатура, платить ему достойную зарплату, если можно нанять пятерых жителей Средней Азии за те же деньги?

Результат: за 15-20 лет массовой миграции у нас нет ни собственных строительных кадров, ни качественного строительства. А когда в 2022 году часть мигрантов не смогла приехать из-за логистических проблем, стройки встали. И издержки тех проблемы — в цене на квартиры в 2025!

Массовая трудовая миграция в РФ не работает, как система. Она деструктивна.

На другом полюсе у нас попытки привлечь высококвалифицированных специалистов. И тоже… всё не очень. Например, все смотрят на индийских программистов: английский знают, кодить умеют, зарплатные ожидания ниже московских. Подходит? Да, да, да. Очень нужны кадры.

Яндекс в 2019 году запустил программу привлечения разработчиков из Индии. Результаты оказались не самыми однозначными. Да, пришли сильные специалисты. Но:
— культурный код оказался несовместим. Индийцы привыкли к жёсткой иерархии, российская IT-культура более плоская. Конфликты на ровном месте и низкая корпоративная этика.
— климатический шок. После Бангалора московская зима — это испытание. Многие уезжали, не продержавшись и года.
— семейный вопрос. Приехать самому — одно. Привезти семью в страну, где жена не найдёт работу, а дети пойдут в русскую школу — совсем другое.

В итоге значительная часть специалистов уехала, и через два года в компании осталась лишь малая доля. Расходы на релокацию, адаптацию и обучение оказались выше, чем подготовка местных кадров. Т.е. мы упираемся в то, что «просто завезти» — не работает.

Есть несколько факторов, почему это происходит. Прежде всего, языковой барьер глубже, чем кажется. Дело не только в бытовом общении. Инженер должен читать техническую документацию, токарь — понимать чертежи с пометками, программист — коммуницировать с заказчиком. Всё это на русском.

По словам участников отрасли, в «Росатоме» пробовали привлекать специалистов-ядерщиков из Китая. Квалификация высочайшая, опыт колоссальный. Но вся документация на русском, вся терминология специфическая, все совещания требуют не просто знания языка, а понимания контекста. Попытка быстро интегрировать таких специалистов не дала результата.

Русский язык быстро не возьмешь. А всем коммуницировать на английском – это уже особенность российского бизнеса. Малый процент говорит на английском и готов перестаиваться под англоязычный формат.

Дальше: культурная пропасть. Мы, как мне кажется, недооцениваем культурные различия. Немецкий инженер не понимает российского «авось заработает». Азиатский специалист не понимает, почему нельзя работать 12 часов в день. Индиец не понимает, почему неформальные договорённости важнее формальных инструкций.

В крупной металлургической компании наняли группу специалистов из Германии для модернизации производства. Немцы написали идеальные регламенты, расписали процессы до минуты. Но они не учли российскую специфику: изношенное оборудование, перебои с поставками, необходимость импровизировать. Через полгода контракт расторгли по обоюдному согласию.

Еще один пункт: инфраструктура для жизни. Квалифицированный специалист, как мы понимаем, это не гастарбайтер в вагончике. Ему нужна нормальная квартира, школа для детей, медицина, досуг. А что мы можем предложить?

Международные школы есть только в Москве и Петербурге. Англоговорящий врач тоже. Привычная еда, религиозные центры — всё это концентрируется в столицах. А специалисты нужны в Челябинске, Новосибирске, Нижнем Тагиле. Нехватка кадров «всероссийская проблема».

Что же делать? Часто слышу, что решение — это кейс ОАЭ. Эмираты превратились из пустыни в технологический хаб за 30 лет. Как раз через грамотную миграционную политику.
Что конкретно сделали:
— Чёткая сегментация. Рабочие на стройках из Пакистана и Бангладеш — живут в кемпах, приезжают на 2 года, уезжают. Есть специалитет из Европы и США — для них строят районы с привычной инфраструктурой. Есть средний класс из Индии и Филиппин — для них свои условия.
— Инфраструктура создается под каждый сегмент. Индийские школы для индийцев, британские для британцев. Мечети для мусульман, храмы для индуистов, церкви для христиан. Супермаркеты с привычными продуктами для каждой диаспоры внутри зоны расселения.
— Понятные правила игры. Приехал специалистом — получаешь резидентскую визу, можешь привезти семью, дети пойдут в школу, через 10 лет можешь претендовать на ПМЖ. Всё прозрачно, никаких серых схем.
— Английский как лингва-франка. Все документы дублируются на английском, все госуслуги доступны на английском, в больницах и школах говорят на английском.

Пример прекрасный и рабочий. Но мы не ОАЭ.

У нас другой климат и география. В Дубае море и +30 зимой — это аргумент для релокации. В Омске -30 и рядом тайга – это антиаргумент. Мы можем сколько угодно говорить о красоте русской зимы, но квалифицированный специалист из Индии или Бразилии выберет Канаду или Австралию, а не Сибирь.

+ политический контекст. Всё еще актуален и продлится какое-то время. А специалисты нужны уже сегодня. Я имею в виду, что после 2022 года привлечь зарубежных специалистов стало практически невозможно. Даже те, кто готов работать за хорошие деньги, сталкиваются с проблемами по санкциям и репутационным рискам.

+ заслонка с нашей стороны. Чтобы официально нанять иностранного специалиста, нужно пройти девять кругов бюрократического ада. Квоты, разрешения, приглашения, регистрации. Процесс занимает месяцы. Крупные компании уже давно жалуются: оформление приглашения для специалиста занимает до 3-4 месяцев. За это время он может получить оффер в Европе, где весь процесс займёт 3 недели.

В общем, нам нужно трезво оценивать свои шансы. И свою реальную ситуацию. Миграция может частично решить кадровый кризис, но только при (строгом) соблюдении условий:

Точечный отбор вместо массового завоза.
Нужны не абстрактные «рабочие руки», а конкретные специалисты под конкретные задачи. Как в Германии, например, действует система Blue Card, где визы дают тем, у кого есть контракт в дефицитной профессии — врач, инженер, IT-специалист. В результате страна закрывает критические дыры, а не превращается в склад дешёвой рабочей силы. Для России подобная модель означала бы реестр востребованных профессий с жёсткой квотой и обязательствами работодателя.

Создание экосистемы для квалифицированных мигрантов.
Условный инженер из Белоруссии или наладчик ЧПУ из Чехии не поедет в Россию жить в общежитие. Ему нужна квартира, нормальная медицина, школа для детей, культурная среда. В Казахстане в 2023 году приняли программу Digital Nomads с налоговыми льготами и готовыми коворкингами под IT-специалистов — туда реально поехали программисты из СНГ. Россия могла бы сделать аналог — технопарки с жильём, инфраструктурой и налоговыми льготами для приезжих специалистов.

Интеграция, а не изоляция.
Сейчас у нас мигрант живёт «своей жизнью»: землячество, серый рынок труда, минимум контактов с обществом. Это путь к гетто и росту напряжённости. Нужны курсы русского языка и культурной адаптации, программы наставничества, карьерные лифты. В Канаде, например, действует программа Settlement Services: приезжему помогают найти работу по профессии, обучают детей, подключают к локальным сообществам. Без такой интеграции мигрант остаётся «временно приклеенным пластырем», а не полноценной частью экономики.

Защита внутреннего рынка труда.
Миграция не должна демпинговать зарплаты и убивать стимулы для подготовки своих кадров. Сегодня в строительстве мы имеем ровно обратное: мигрант получает 40 тысяч, россиянину за ту же работу надо платить 70-80. Логика работодателя понятна, но результат — россияне уходят из профессии (в курьеры), профтех закрывается, зависимость от миграции растёт. В Южной Корее этот вопрос решают жёстко: иностранцы не могут получать меньше, чем местные по отраслевому стандарту. Для России такой механизм означал бы минимальные отраслевые тарифы и равные условия игры для всех. Плюс, отсутствие «серости».

Но даже при идеальном исполнении миграция — это хирургия, а не терапия. Еще и еще раз это указывают. Она может снять острый приступ кадрового голода, но не вылечит болезнь. Потому что болезнь: в разрушенной системе профобразования, демографической яме и модели экономики, где проще завезти чужие руки, чем вкладываться в свои.

В заключительной части цикла подведём итоги: какие неудобные выводы следуют из моего анализа и почему решение кадрового кризиса требует не косметических мер, а системной перестройки? Почему нам нужна смены парадигмы и не меньше.

IQOS — это табак, вейпы — это не табак. IQOS сейчас регулируются как табачные изделия, а вейпы у нас не регулируются никак. Вейпы — под запрет, IQOS останется как табак.

заявил первый заместитель председателя Комитета Госдумы по контролю Дмитрий Гусев

Опять и снова эта прекрасная коммуникация «власть-народ», из которой ничего непонятно. И может даже сложиться впечатление, что вейпы хотят запретить в угоду айкосу.
Давайте, я попробую за высокооплачиваемых депутатов сделать их работу и нормально объяснить в чем тут дело.

Чтобы понять позицию властей, нужно разделить два уровня. Первый уровень — это медицинский. Никотин и табак признаны ядом, их вредность доказана десятилетиями исследований. Здесь нет иллюзий. IQOS относится к табаку и поэтому уже встроен в существующую систему: акцизы, запреты рекламы, возрастной контроль, правила курения в общественных местах и т.п… Государство понимает, как управлять этим риском. И даже вроде немного контролирует ситуацию. Вейпы же пришли стихийно, и вокруг них не было выстроено никакой защиты. Жидкости с ароматизаторами свободно продавались подросткам, состав зачастую был непонятен, система проверки отсутствовала. Это превратило вейпы в то, что дает неконтролируемые риски для подросткового здоровья.

Второй уровень — политико-регуляторный. Табак это «старый враг». Он давно учтен в бюджете, контролируется законами, и его рынок предсказуем. Вейпы — это хаос. Их невозможно (нормально) обложить налогами, трудно отследить импорт и продажи, а главная беда, что они напрямую ассоциируются с детьми и школой. Для властей сейчас это уже не медицинский вопрос, а провал управления: продукт массовый, но неконтролируемый. Логичнее убрать его совсем, чем перестраивать всю систему под новый тип никотина. Проще. Раз уж прошляпили момент выхода на рынок.

Отсюда и вся асимметрия. Айкос остаётся как привычный и контролируемый яд. А вейпы убирают, потому что неконтролируемый экспериментальный наркотик, в который массово вовлечена молодежь.

Это не означает, что борьба с табаком и прочими никотинсодержащими продуктами снята с повестки. Но сейчас ключевая задача — это закрыть дыру, где государство буквально теряет контроль над распространением и где в первую очередь страдают подростки.

Мне кажется, что суть запрета вейпов — очень верная. Просто нужно немного больше разъяснений и коммуникаций с подростками. А то для них это всё звучит, как ограничение «их выбора». Нет, это последовательная борьба с зависимостями. Государство запрещает вейпы, потому что государство борется за здоровье нации. За будущее подростков.

Про яйца

Хотя, говорим про яйца, а имеем ввиду всю Россию. Такая вот история.
На самом деле, это очень неприятная «классика» последних лет. Особенно в с/х.

Еще год назад рост цен на яйца стал национальной проблемой. С обсуждением на уровне Президента. Сигнал сверху последовал чёткий: «взять на контроль». И рынок ответил по знакомой советской схеме: выпускать больше, любой ценой. Приказ же. Да еще и с поддержкой.

Сегодня результат налицо: производство выросло на 20% выше потребности, экспорт — мизерный, всего 1%. Внутренний рынок не способен съесть столько, сколько выпускают фабрики. В итоге падение рентабельности в пять раз, кризис перепроизводства, разговоры о продаже активов.

Классика тут в том, что так у нас и работает «экономика поручений»? Важнее отчитаться, что проблему дефицита решили, чем выстроить долгосрочный баланс. Сначала дефицит и паника у покупателя, социальная напряженность. А потом перепроизводство — обвал и уже риск закрытия предприятий. Опять социальная напряженность. Те же «качели», что и в позднем СССР, только с рыночной упаковкой.

И на мой взгляд проблема в том, что система фактически встроена в эти «качели» господдержки. Она на них рассчитывает. Когда цены летят вверх, то государство вмешивается: субсидии, кредиты, проверки. Когда фабрики тонут в перепроизводстве, то опять и снова поддержка: реструктуризация долгов, льготные тарифы, разговоры о госзакупках.

В итоге отрасль работает по логике «троечника, которого каждый раз вытягивают на четверку». Она не учится балансировать сама: нет стимулов строить долгосрочную стратегию, искать экспортные рынки, инвестировать в маркетинг. Зачем? Ведь ясно, что в критический момент государство подстрахует.

И это уже не только «советское наследие», а часть современной российской модели: бизнес играет на короткой дистанции и не закладывает устойчивость, потому что устойчивость обеспечивает только бюджет и госзакупка.

Окей, когда в бюджете много «лишнего», то можем себе позволить спасать «троечников». Но если у нас бюджет с экономией и нам нужно в эффективность, то надо менять подход.

В с/х любят отчитываться о рекордах в объемах производства. Но лучше бы отчитывались о рекордной аналитике и прогнозировании потребления. Отсутствии этого самого дисбаланса. Планирование продаж? Реальная экономика? Полноценная экспортная стратегия с созданием брендов и выводом его на внешние рынки? Развитие корпоративных союзов для кооперации по выпуску? Согласованное планирование?

Но зачем, если можно получить очередную «подушку безопасности» из госбюджета и заткнуть очередную дыру льготными кредитами?

А потом ЦБ тратит год на балансирование инфляции, потому что отраслей с нерыночными кредитами у нас — половина. Всё это в одной экосистеме. Издержки которой ложатся на плечи рядовому россиянину.

Следующая часть цикла #кризискадров V

После автоматизации, о которой речь шла в прошлой части, вторая по популярности «волшебная палочка» — это конечно искусственный интеллект. ChatGPT, Copilot, YandexGPT, GigaChat и прочие ИИ-ассистенты создали для нас ощущение, что теперь любой человек с доступом к ИИ может работать как высококлассный специалист. Программировать без знания кода, писать документы без понимания предмета, проектировать без инженерного образования. Реальность, увы, прозаичнее: ИИ действительно мощный (возможно мощнейший на данный момент) инструмент, но он именно что усиливает компетенции, а не заменяет их.

Троечник с ChatGPT остаётся троечником. Это популярная иллюзия: дайте слабому специалисту доступ к ИИ, и он заработает как сильный. Логика понятна — нейросеть знает больше любого человека, пишет быстрее, не устает. Что может пойти не так?

Всё. Абсолютно всё. Потому что ИИ требует (высоко)квалифицированного оператора. Чтобы получить от ChatGPT полезный код, нужно правильно поставить задачу, оценить результат, найти ошибки, доработать решение. Без понимания основ программирования это невозможно.

Показательный пример из Яндекса. Дали джуниорам-разработчикам доступ к GitHub Copilot (ИИ для написания кода). Ожидали роста продуктивности. Результат: количество кода выросло в 3 раза, количество багов в 5 раз. Время на code review и исправление ошибок увеличилось настолько, что общая эффективность… да-да, упала. По словам участников эксперимента, малоопытные разработчики просто не могли отличить корректный код от ошибочного.

То же происходит в других областях. Маркетолог без понимания целевой аудитории получит от ИИ красивый, но бесполезный текст. Инженер без знания сопромата получит чертёж, который развалится при первой нагрузке. Юрист без понимания правовой системы получит документ со ссылками на несуществующие законы.

Но, не всё так плохо. Как и с роботам, есть и светлая сторона. Рутина. ИИ прекраснейшим образом справляется с задачами, где есть чёткий шаблон и много примеров. Написать стандартное письмо, сгенерировать отчёт по заданной структуре, перевести документ, создать описание товара — здесь нейросети действительно экономят время.

«М.Видео» использует ИИ для создания описаний товаров. Раньше копирайтер писал 10-15 описаний в день. Теперь он редактирует 100 сгенерированных текстов в день. Продуктивность выросла, но заметьте — копирайтер не исчез, он стал редактором и оператором ИИ. Т.е. человечек нужен. Кадр.

Т-Банк использует ИИ для первичной обработки обращений клиентов. Система классифицирует запросы, предлагает типовые ответы, выделяет срочные случаи. Операторы поддержки не ушли, но теперь они занимаются сложными кейсами, а не отвечают в сотый раз, как восстановить ПИН-код. Работает со средней продуктивностью, но работает.

Парадокс ИИ (который «главная фича»): чем выше квалификация специалиста, тем больше пользы он извлекает из ИИ. Опытный программист использует Copilot для ускорения написания boilerplate-кода и может сосредоточиться на архитектуре. Профессиональный переводчик использует ИИ для черновика и тратит время на нюансы и стилистику.

В «Газпром нефти» провели эксперимент: дали доступ к ИИ-инструментам для анализа сейсмических данных двум группам: опытным геологам и новичкам. Опытные стали работать на 40% быстрее. Новички… начали делать больше ошибок, потому что не понимали, какие аномалии важны, а какие просто шум.

Есть области, где ИИ создаёт иллюзию продуктивности. Об этом стоит проговорить отдельно. Это прежде всего творческие задачи.
«Сделай мне логотип», «Напиши концепцию», «Предложи инновационное решение» -ИИ выдаст результат за секунды. Проблема в том, что это будет усреднённая компиляция из того, что уже существует.

Рекламное агентство BBDO Moscow попробовало использовать ИИ для генерации креативных концепций. Результат: красивые презентации, складные тексты, ноль оригинальных идей. Все концепции были вариациями на тему того, что уже делали конкуренты. ИИ не может думать «вне коробки», даже, если ты ему это пропишешь в промпте. Собственно, потому что он и есть эта коробка.
Также стратегические решения – это не про ИИ. Консалтинговые компании активно внедряют ИИ для аналитики. McKinsey, например, использует ИИ-инструменты для анализа рынков. Но ключевые рекомендации всё равно формируют консультанты. Почему?

Потому что ИИ видит паттерны в прошлом, но не понимает контекст настоящего. Он может сказать, что статистически компании с такими показателями должны инвестировать в развитие. Но он не учтёт, что у конкретной компании сменился собственник, на рынок зашёл агрессивный конкурент, а главный инженер собирается уволиться. Да, все эти данные можно в него вкладывать в режиме онлайн и тогда будет результат. Но это еще плюс отдел по сбору и внесению. Круглосуточный.

Также стоит проговорить российскую специфику использования ИИ. Мы не ИИ гиганты уровня США и Китая. У нас «всё сложно».

Прежде всего, проблема с языковым барьером. Большинство мощных языковых моделей обучены преимущественно на английском контенте. Да, они понимают русский, и качество ответов улучшается, особенно у локальных моделей (YandexGPT, GigaChat). Но в специализированных областях ошибки систематические.

Попросите ChatGPT написать техническое задание по ГОСТ — получите винегрет из англицизмов и полуправильных формулировок. Попросите составить договор по российскому законодательству — получите кальку с американского контракта.

Есть проблема доверия. У нас любят крайности. Либо «ИИ — это шпионы и им нельзя доверять», либо «ИИ всё знает, пусть за нас решает». Обе позиции не очень.

Крупная строительная компания доверила ИИ расчёт смет. Система занизила стоимость материалов на 30%, не учтя российскую специфику логистики и таможни. Проект ушёл в минус на сотни миллионов. Факт.
В другой компании запретили использовать любые ИИ-инструменты из страха утечек. В результате конкуренты, использующие ИИ для рутинных задач, обгоняют их по скорости разработки.

Это было общее описание «плюсов и минусов ИИ». Контекст. Теперь честный расклад по ИИ и кадровый кризис. ИИ не создаёт специалистов из воздуха. Он усиливает, а не повышает квалификацию.

Он повышает продуктивность у специалистов на 20-40% в рутинных задачах. Тех, что уже обрели опыт и специальность. Один опытный инженер с ИИ может работать за полутора. Но не за троих и точно не за десятерых. Предел роста производительности на уровне вытянутой руки, а не гигантского скачка вперед.

ИИ может снизить порог входа в некоторые профессии. Джуниор-маркетолог с ИИ быстрее дорастёт до мидла. Но он должен быть джуниором, а не человеком с улицы. Он должен какое-то время обучаться и наработать собственный опыт. Т.е. это время и процесс.

ИИ может освободить время профессионалов от рутины дав ему простор для более сложных задач. Врач тратит меньше времени на заполнение карт, больше на пациентов. Ученый меньше работает с каталогами и данными, а больше с «доской». С созданием нового.

Мы должны четко признать, что ИИ не может заменить образование и опыт. Нет, нет, нет. Нейросеть не сделает из официанта без образования — хирурга. Даже за год обучения по лучшим промптам. Обучение с ИИ проще и быстрее, но не на годы.

ИИ не может принимать ответственные решения. ИИ предложит варианты, но оценивать риски и последствия должен человек. С позиции человека.

ИИ не может работать без контроля. Без оператора. Любой результат работы ИИ требует проверки специалистом и запроса от специалиста.

К этому всему я бы добавил международный контекст: глобальные исследования Gartner и MIT показывают, что внедрение ИИ в бизнес-процессы повышает продуктивность сотрудников в среднем на 10-40% в рутинных задачах. Но при этом доля компаний в России, которые реально используют ИИ в рабочих процессах, остаётся низкой: менее 20% по опросам РАЭК. Т.е. разговоры об «эпохе ИИ» у нас во многом опережают реальные кейсы. Хотя международный опыт показывает, что это рабочие кейсы.

Есть расхожая метафора, что ИИ — это костыль, а не протез. Костыль помогает идти, если нога повреждена, но ходить нужно уметь самому. Протез заменяет ногу полностью. ИИ помогает специалисту работать эффективнее, но не заменяет специалиста. Более того, как человек на костылях движется медленнее здорового, так и неквалифицированный пользователь с ИИ работает хуже профессионала без ИИ. Зато профессионал с ИИ — это уже другая история.

Проблема в том, что у нас дефицит именно профессионалов. И никакие нейросети не превратят армию вчерашних студентов юрфака в инженеров, программистов и технологов. ИИ может помочь имеющимся специалистам работать продуктивнее, но не может создать специалистов из ничего.

ИИ не решит кадровый кризис потому, что:
• он не создаёт новых рабочих рук, а только перераспределяет нагрузку;
• он усиливает разрыв между квалифицированными и неквалифицированными: сильные становятся сильнее, слабые ошибаются ещё чаще;
• он требует отдельной категории специалистов для внедрения и поддержки, а их в России ещё меньше, чем инженеров старой школы.

Получается, что внедряя ИИ, мы создаём новый кадровый вакуум вместо того, чтобы закрыть старый. В итоге кадровая дыра не сокращается, а в некоторых сегментах только углубляется. ИИ способен смягчить симптомы, но не лечит саму болезнь.
Грустно, но честно.

В финальной части цикла поговорим о трудовой миграции. Самом спорном и политизированном способе решения кадрового кризиса.

И переходим к следующей (IV) части цикла #кризискадров

Напомню, что уже поставили диагноз, также я рассмотрел допущенные ошибки и предложил три уровня решений. Сегодня отдельно поговорим про автоматизацию и роботизированное будущее (настоящее?).

Когда заходит речь о кадровом кризисе, рано или поздно кто-нибудь обязательно скажет: «Роботы всех заменят». Это удобная позиция, чиновники её обожают, она позволяет не решать проблему здесь и сейчас, переложив ответственность на технологии будущего. На чиновников будущее. А прямо сейчас строить планы и рисовать дорожные карты по внедрению. Реальность, как всегда, сложнее: автоматизация действительно может закрыть приличную часть кадровых дыр, но далеко не все и не везде. И уж точно не так быстро, как хотелось бы чиновникам.

Разделим наше обсуждение на две составляющих. Где роботы уже работают, а где не стоит (пока) рассчитывать на прорывы. Первая сфера: логистика. Роботы сильно повлияли на современную логистику. Складской комплекс из 21 века может функционировать с минимумом персонала. Роботы-погрузчики, автоматические сортировщики, системы управления складом (WMS) — всё это уже работает и работает эффективно.

Wildberries в Электростали запустил склад, где из 3000 сотрудников старого формата осталось 400. Остальных заменили автоматические линии сортировки и роботизированные тележки. Производительность выросла в 4 раза, количество ошибок снизилось на 87%. X5 Retail Group («Пятёрочка» и «Перекрёсток») автоматизировал распределительные центры: системы автоматически формируют заказы, оптимизируют маршруты, контролируют остатки. Результат – сокращение потребности в кладовщиках и логистах на десятки процентов. Ozon также строит сеть автоматизированных сортировочных центров: конвейеры и роботы-сортировщики позволяют обрабатывать миллионы заказов в сутки с минимальным числом сотрудников.

Это работает уже сейчас. Это российский опыт. Это можно и нужно масштабировать.

Вторая сфера: системы автоматизации бухгалтерского учёта уже сейчас могут выполнять до 80% рутинных операций. «Контур» и «1С» за последние годы довели свои системы до уровня, когда первичные документы обрабатываются автоматически, налоговая отчётность формируется без участия человека, даже акты сверки происходят в автоматическом режиме. Крупные компании идут еще дальше. Северсталь внедрила RPA-систему: программные роботы автоматически извлекают данные из счетов, накладных и актов, сверяют их корректность и вносят в систему. Раньше это делали десятки сотрудников, теперь несколько контролёров.

Это хорошие кейсы, но есть сферы, где автоматизация буксует.

Как ни странно, но производство. Казалось бы, именно производство должно быть главным бенефициаром роботизации. Но тут у нас российская реальность вносит коррективы. Да, новый завод можно спроектировать под роботов. Но что делать с тысячами существующих предприятий?

АвтоВАЗ потратил миллиарды на роботизацию сварочного производства. Результат есть: качество сварки выросло, брак снизился. Но для обслуживания роботизированной линии нужны высококвалифицированные наладчики, которых… правильно, катастрофически не хватает. Робот не может сам себя починить, перенастроить под новую задачу, адаптировать под изменившиеся условия.

Ещё сложнее с мелкосерийным производством, которое составляет основу российской промышленности. Робот мега-эффективен, когда делает миллион одинаковых операций. Но если нужно произвести 100 деталей одного типа, потом 50 другого, потом 200 третьего — куда проще и дешевле использовать универсального человека.

Кстати, именно здесь особенно видно отставание России. По плотности промышленных роботов мы на уровне ~6 роботов на 10 тыс. сотрудников, тогда как мировое среднее: около 162, а в Южной Корее – свыше 400.

Далее поговорим про то, что я называл «парадокс сантехника». Есть известный мем: ИИ скорее заменит юриста, чем сантехника. И это не шутка. Это жестокая реальность, в которую мы в РФ уперлись.
Работа сантехника — это каждый раз уникальная задача. Разные квартиры, разные трубы, разные проблемы. Нужно оценить ситуацию, принять нестандартное решение, импровизировать с материалами. Робот, способный на всё это, будет стоить как космический корабль.

То же касается электриков, строителей-отделочников, ремонтников бытовой техники. Их работа требует адаптивности, которая роботам пока недоступна. И в обозримом будущем не будет доступна по разумной цене.

Зато юридический анализ типовых договоров, подготовка исковых заявлений по шаблону, проверка документов на соответствие требованиям — всё это уже сейчас делают алгоритмы. «Право.ру» запустил сервис автоматической подготовки юридических документов. За год сервис снял тысячи типовых задач с младших юристов.

Следующий момент: кейс Сбера. Сбер позиционирует себя как высокотехнологическую компанию и активно внедряет автоматизацию. Результаты (на бумаге) впечатляют: за 5 лет количество сотрудников сократилось с 330 до 290 тысяч при росте объёма операций в 2 раза.

Но давайте посмотрим внимательнее. Да, исчезли операционисты в отделениях. Да, их заменили банкоматы и приложение. Сократились бэк-офисы, роботы обрабатывают заявки на кредиты. Но одновременно Сбер нанял армию IT-специалистов, аналитиков данных, специалистов по кибербезопасности.

Проблема в том, что найти квалифицированного разработчика для поддержки этих систем сложнее и дороже, чем операциониста. Сбер решил кадровую проблему в моменте, но создал новую — зависимость от узкого пула высококвалифицированных специалистов. Этот кейс показателен и говорит не только про Сбер.

Нам нужно всегда держать в голове, что у нас есть специфические проблемы, которые делают автоматизацию в РФ особенно сложной.
(1) Технологическая зависимость. Большинство решений — зарубежные. После 2022 года многие вендоры ушли, поддержка прекратилась. Китайские аналоги есть, но не всегда адаптированы к российским стандартам и требуют жёсткой привязки к поставщику. Без полноценной локализации и контроля исходного кода компании рискуют зависеть от внешнего «чёрного ящика».
(2) Качество данных. Автоматизация требует чистых, структурированных данных. У нас же половина документооборота до сих пор в бумаге, а вторая половина — в Excel-файлах с уникальной структурой на каждом предприятии. Нужна отдельная IT-революция, чтобы всё это перенести в автоматический режим.
(3) Сопротивление изменениям. «Мы 40 лет так работали» — это не просто ментальность, это способ выживания в условиях постоянно меняющихся правил. Автоматизация требует стандартизации процессов, а у нас каждый находит свой путь через бюрократические препоны.

Как итог, автоматизация — это не волшебная палочка, которая решит кадровый кризис. Нет, нет и еще раз нет. Это рабочий инструмент, который может помочь в конкретных областях: логистика и складское хозяйство — да, здесь роботы реально экономят человеческий ресурс. Рутинный документооборот и учёт — тоже да, но нужны специалисты для настройки и поддержки. Массовое производство — возможно, но только при наличии квалифицированных наладчиков. Клиентский сервис первой линии — частично, но с потерей качества.

При этом бустере в некоторых сферах автоматизация создаёт новые кадровые проблемы: нужны специалисты по роботизированным системам, программисты автоматизации, инженеры-наладчики. И их дефицит ещё острее, чем дефицит тех, кого заменяют роботы. О чем и речь!

Вывод неутешительный: автоматизация может смягчить кадровый кризис в отдельных точках, но не решает его на структурном уровне. Более того, без подготовки специалистов нового типа она может его усугубить. Роботы не заменят людей — они изменят требования к их квалификации. И к этому мы пока не готовы.

В следующей части я расскажу про ещё одну «волшебную палочку» от которой ждут чудес — святой ИИ.
(спойлер: чудес не будет, но кое-что интересное всё же происходит)

Я уже критиковал это начинание, но давайте еще раз с фактурой.

87% детей мигрантов, которые подали документы в российские школы, так и не были зачислены. Из почти 24 тысяч заявлений полный комплект документов собрали только треть, а успешно прошли тест всего 2 964 ребёнка. То есть каждый восьмой.

Что это значит? Мы расписываемся в том, что ставим барьер для мигрантов. Школа больше не «социальный лифт». В логике уважаемых министерств это объяснимо. У нас перегрузка классов, падение качества образования, всяческие «конфликтные ситуации». Социальная напряженность. В логике демографии уже сложнее. Ведь на словах стране нужны дети, но «чужие дети» видимо не считаются.

Важный момент, что Минобразования перекладывает ответственность за изучения языка на мигрантскую семью. Хочешь учиться в нашей системе — где-то выучи язык заранее, за свой счёт. Естественно, для многих это невыполнимо. Учитывая, что системы языковых курсов и «русских школ» нет или минимум.

В итоге мы получаем, что у нас «на улице» формируется слой «лишних детей»: без школы, без социализации, без языка, но… с полной легальной базой пребывания. Их родители продолжают работать в легальном мигрантском статусе. И через несколько лет эти 87% детей мигрантов, которые не пошли сегодня в школу, превратятся в ту самую «выпавшую из российской культуры молодежь». Ту самую прослойку мигрантов, которую так боятся. Обособленную и замкнутую внутри себя. Если не российская школа даст им образования, то это будет община, улица и чатики разного уровня радикализма.

Поэтому, я и критикую это решение. Оно работает как краткосрочный ответ на перегрузку школ, как хайп «прижали мигрантов», но стратегически закладывает фундамент для сегрегации. Россия, по сути, выбрала европейский сценарий в жёсткой версии.

Одумайтесь. Внесите коррективы.

Продолжаем #кризискадров III

После диагностики проблемы и разбора собственных ошибок переходим к конструктивной части. Решения кадрового кризиса существуют, но они требуют честности в оценке сроков и готовности к непопулярным шагам. Никакая единичная мера не сработает. Нам нужен комплексный подход с чётким разделением на временные горизонты.
Срочные меры, средняя перспектива, фундаментальный уровень.

Начнем со срочных, ведь кадров не хватает (еще вчера) уже сейчас. Самый очевидный и быстрый резерв — люди старшего поколения. Сейчас в России около 8 миллионов работающих пенсионеров, но ещё примерно 14-15 миллионов трудоспособных пенсионеров не работают. Среди них: инженеры, технологи, мастера с производств с уникальным опытом. Всё что так нужно прямо сейчас.

И проблема не в том, что пенсионеры не хотят работать. Наоборот, поколение с обратными ценностями. Проблема в условиях. 65-летний инженер-конструктор не готов к пятидневке с 8 до 17, но охотно консультировал бы 2–3 дня в неделю. Токарь-универсал с 40-летним стажем не потянет полную смену у станка, но может обучать молодых.

Решение лежит на поверхности: гибкие форматы занятости для старшего поколения. Неполный день, проектная работа, наставничество с достойной оплатой. Да, это требует изменения трудового законодательства и ментальности работодателей. Но альтернатива — потерять этот опыт навсегда. Он в прямом смысле слово не возобновляемый.

Конкретный пример: на ряде предприятий ОПК запущены программы возвращения пенсионеров-инженеров. Условия: 3 дня в неделю, зарплата около 70% от полной ставки, официальное оформление. Результат есть. Удалось заметно снизить дефицит в конструкторских бюро.

Также у нас есть тысячи специалистов, которые умеют делать свою работу блестяще, но не имеют нужных бумаг. Сварщик с 20-летним опытом не может устроиться на завод, потому что его удостоверение просрочено. Программист-самоучка, написавший десятки работающих приложений, не проходит формальные требования.

Нужна программа признания реальных компетенций. Не новые курсы и экзамены, а практическая демонстрация навыков. Покажи, что умеешь варить трубы под давлением — получи допуск. Продемонстрируй работающий код — получи подтверждение квалификации.

Южная Корея провела похожую реформу в 2000-х. Создали систему «кредитов за опыт»: практический стаж конвертировался в образовательные баллы. За несколько лет сотни тысяч специалистов получили официальное признание своих навыков.

Далее массовая трудовая миграция. Да, это отдельная большая тема. Но есть категории специалистов, которых нужно привлекать прямо сейчас, точечно и на особых условиях. Речь не о программистах из Индии (этот рынок перегрет) и не о строителях из Средней Азии (они и так более-менее едут). Нужны специалисты узкого профиля: наладчики ЧПУ из Восточной Европы, инженеры-технологи из Белоруссии, специалисты по промавтоматизации из Китая.

Механизм: целевые программы с готовым жильём, языковыми курсами и ускоренным получением гражданства. Не дешёвая рабочая сила, а именно квалифицированные специалисты с конкурентной оплатой. Да, это дорого. Но дешевле, чем остановка производств из-за отсутствия ключевых специалистов.

Переходим к мерам средней перспективы. Это уже формат структурных перемен. Например, нам необходимо возрождение среднего профессионального образования. Не лозунги, а дела. ПТУ и техникумы нужно не просто восстанавливать — их нужно создавать заново под конкретные задачи. Не абстрактная «подготовка рабочих кадров», а целевые программы под нужды конкретных предприятий конкретных региона.

Модель следующая: предприятие формирует заказ на специалистов, участвует в разработке программы, предоставляет оборудование и мастеров-наставников, гарантирует трудоустройство. Государство финансирует обучение и стипендии. Студент получает востребованную профессию и гарантированное рабочее место.

Пример есть: Свердловская область запустила программу «Уральская инженерная школа». Техникумы интегрированы с предприятиями, 50% обучения — практика на реальном производстве. Трудоустройство выпускников-свыше 80%.

Следующий момент касается трудовой мобильности. В России чудовищный дисбаланс: в Москве безработица около 0,6%, в Ингушетии 28%. В Тюмени не хватает любых рабочих рук, в Иваново избыток незанятого населения. Но люди не едут куда-то не только из-за низких зарплат. Нет жилья, нет инфраструктуры, нет перспектив для семьи. Нужна комплексная программа внутренней трудовой миграции: служебное жильё с правом выкупа, подъёмные, устройство детей в сады и школы, работа для супругов.

Опять же, прецеденты есть. «Дальневосточный гектар» не сработал, потому что давали голую землю. А вот программа «Земский доктор» работает: готовое жильё плюс миллион подъёмных и врачи поехали в глубинку.

Еще момент, что крупный бизнес должен взять подготовку кадров в свои руки. Не курсы повышения квалификации для своих, а полноценные учебные центры с государственной аккредитацией. Модель: компания создаёт учебный центр, государство признаёт его дипломы, студенты учатся бесплатно, но обязуются отработать 3-5 лет. Нарушил контракт — верни стоимость обучения. Росатом уже идёт по этому пути: НИЯУ МИФИ фактически стал корпоративным университетом атомной отрасли. Газпром создал сеть опорных вузов. Но это единичные случаи. Нужно, чтобы так работали все крупные компании.

И теперь фундаментальный уровень: смена трудовой парадигмы! Нам нужен новый общественный договор. Да, это самое сложно и затратное. Нам нужно изменить отношение общества к труду. Последние 30 лет культивировался культ «успешного успеха»: офис, белая рубашка, минимум физических усилий. Рабочие профессии стали синонимом неудачи. Нужен новый общественный договор, где мастер-наладчик с золотыми (любыми) руками уважаем не меньше менеджера. Где зарплата токаря 6-го разряда сопоставима с зарплатой офисного начальника. Где родители гордятся сыном-сварщиком не меньше, чем дочерью-юристом.

Это не про пропаганду и лозунги. Это про реальные экономические стимулы. Прогрессивная сетка зарплат для рабочих специальностей. Социальные гарантии. Карьерные лифты от станка до технического директора.

Еще нам нужно признать: не всем нужно высшее образование. Твердо и чётко. Более того, для многих это потерянные годы и сломанная карьера. Система должна быть многовекторной: школа+техникум+работа+вуз при необходимости. А не нынешнее «школа–вуз любой ценой–безработица–курсы переподготовки».
В качестве «рабочего» примера Австрия: около 70% подростков там выбирают профессиональные училища и дуальные программы. Базовый принцип: контракт «ученик-компания»: фирма платит стипендию, готовит на оборудовании и получает готового сотрудника.

Да, это сложные и объемные меры. Они требуют политической воли, денег и времени. Срочные меры дадут эффект через год-два. Структурные изменения через 5–7 лет. Фундаментальная перестройка это поколенческий проект.

Но какая у нас, господа, альтернатива? Экономика, которая физически не сможет расти из-за отсутствия рук и голов. Заводы с оборудованием, но без наладчиков. Стройки с проектами, но без инженеров. IT-компании с заказами, но без разработчиков. Кто будет добывать и разрабатывать нефть и редкоземельные ресурсы? Всё отдадим западным компаниям?

В следующих частях я буду разбирать конкретный инструментарий: что может дать автоматизация, почему ИИ не станет волшебной палочкой и как правильно выстроить трудовую миграцию.

Про звонок Путин-Трамп

Который уже вот-вот. Сегодня-завтра. Есть два сценария, которые я бы спрогнозировал как: пятьдесят на пятьдесят. Или, или.

Первый сценарий: прорыв. Т.е. итогом звонка должно стать перекрытие БРИКС/ШОС/Пекин/Дели сближений Москвы. Трамп притянул Москву на свою орбиту и вырвал Путина из азиатских лап. Каков стратег и дальновидный лидер! Не допустил усиления Азии за счет России! Прозорливо усилил США на десятилетия вперед! Отвел угрозу! Аве, Трамп!

Ну, вы поняли. Прорыв! Отношения Вашингтона и Москвы куда лучше, чем отношения Москва-Пекин и Москва-Дели вместе взятые! Путину куда больше нравится ездить в лимузине с Дональдом, чем с этими!

Это без шуток, стратегический расчет Кремля. Чтобы Дональд «заревновал». Красивая дипломатия, когда мы не собираемся занимать чью то сторону в глобальном противостоянии Китая и США, а собираемся сыграть на том, что каждый из игроков не хочет, чтобы мы заняли сторону противника. США не хочет, чтобы мы усиливали Китай и поэтому (снятие санкций и Украина). Китай не хочет, чтобы мы сблизились с США и поэтому газовый контракт. И так балансируем.

В норме это не должно выглядеть как соревнование, где более пафосные встречи и соглашения, но у нас не совсем норма и Дональд Трамп. Поэтому, итог должен быть звонкий. Блестящий. Фантастический. Чтобы все СМИ мира написали, что Путин был на картинке с Си и Ким Чен Ыном и это вело мир к ядерной войне, но ловкий Дональд спас человечество! Теперь Путин будет в отряде Мстителей вместе с Трампом и Америкой!

Джоукинг, нот джоукинг.

Второй сценарий: контролируемая эскалация. Очередные две недели, месяц, до конца года и так далее. Трамп что-то важное скажет Путину и: «Я посмотрю недели-две услышал ли меня Владимир. Вы знаете, у меня с ним очень хорошие отношения. Я думаю, что он меня услышал. Если нет, то у меня есть для России супер-пупер санкции. Я о них сказал Путину. Я думаю, что он понял. Впрочем посмотрим, как будет развиваться ситуация. Я передал Мелании, что Путин о многом сожалеет. Этой войны не должно было быть и её никогда бы не было, если бы я был у власти...»

В общем, очередной раунд: оставляем всё как есть, а вы там воюйте сколько вам угодно. Меня только не втягивайте, это война Байдена. Давайте, делить редкоземельные и подписывать сделки, а не вся эта скучная геополитика.

Трамп заявит, что «ситуация с ШОС-БРИКС на контроле». Путин всё услышал. Путин понимает, что не стоит противостоять Трампу. Стандартный набор.

По итогу звонка, есть только две роли, которые приемлемы для Трампа: победитель, когда переиграл Си и Путин теперь «вашингтонский», или же гроза БРИКС, когда донес до Путина нужные сообщения (угрозы) и Москва их восприняла всерьез.

Трамп реагирует на азиатский разворот Москвы. Это нужный и прогнозируемый для Москвы расклад.
И так теперь и будет. В многополярном мире у нас именно эта роль баланса двух миров.

«Держали щит меж двух враждебных рас...»

Про Макрона

Итак, свершилось. Франция снова без правительства. Вотум недоверия сметает Франсуа Байру. Это получается уже четвертый премьер, ушедший при Эммануэле Макроне с 2022 года. Байру пришёл в Матиньонский дворец в декабре 2024-го как «объединяющая фигура», но за девять месяцев не объединил никого. Хотя, стоит признать, продержался еще «долго». Пересидел прошлых двух. Но всё. О рэвуар. Теперь правая оппозиция требует досрочных выборов, а левые отставки Макрона. В итоге страна второй раз за год оказывается в ситуации политического вакуума.

Можно ли сказать, что этот режим «политического кризиса» и чехарда с ПМ выгодны самому Макрону? Отчасти да. Пока парламент и пресса обсуждают судьбу премьеров, президенту удаётся отодвигать вопрос о собственных падающих рейтингах. Каждый новый кризис на уровне правительства превращает Елисейский дворец в «последний якорь стабильности». О чем он, я уверен, обязательно сегодня-завтра нам расскажет. Макрон вновь и вновь продемонстрирует, что система рушится, но он остается под любым давлением.

Однако этот трюк имеет предел. Когда смещают уже четвёртого главу правительства (буквально подряд), то возникает (даже у терпеливого европейского народа) очевидный вопрос: дело в премьерах или в самом хозяине Елисейского дворца?

Стиль Макрона: всё решать в одиночку, не желая напрямую договариваться с парламентом. Да и договариваться после последних выборов не с кем. При нынешнем раскладе без устойчивого большинства любой ПМ превращается в расходный материал.

Что дальше? У Макрона три варианта. Первый — это держаться до конца срока, назначая всё новых премьеров и играя роль «верховного арбитра». Это, естественно, самый вероятный расклад. Второй — рисковать и распускать парламента, выходя на досрочные выборы. Маловероятный сценарий, учитывая социологические расклады, которые обещают ещё большую фрагментацию. Третий (наперсточный) — это попытаться создать правительство «национального единства», пригласив оппозицию к власти. Звучит, как лучший вариант, но в реальности маловероятно. Слишком тонкая политическая игра, на которую у Макрона уже нет (денег) политических ресурсов: ни правые, ни левые не горят желанием спасать чужую репутацию.

По сути, Франция продолжит жить в режиме идеального шторма. Как и жила с 2022 года. Но, к проблемам добавляется вопрос бюджета, который трещит по швам. И тут уже не до политических компромиссов. И левые, и правые, с удовольствием, повесят все проблемы на Макрона, усугубляя ситуацию. Потому что, чем хуже сейчас, тем проще тем, кто придет после него. Цикл или два уже они смогут говорить, что чистят всем известные конюшни после месье Президента.

Франция коллапсирует. Вопрос сроков и масштабов, а не факта.

Как обещал, почему на «глобальном Западе» идет падение политических элит? Почему deep state теряет позиции?

Простой ответ: кончилась эпоха лёгких денег и дешёвой глобализации. Которые и оплачивали банкет.

Тридцать лет западные элиты жили в раю: производили в Китае за копейки, продавали на Западе втридорога, а разницу тратили на что хочется. Например, на «зеленый разворот». Ну и на продвижение демократии естественно. Как геополитическую прихоть.
Отдельно можно говорить про внутриполитический популизм с социалкой. Но то больше поствоенный тренд, который в 21 веке просто усилился.

И вот эта модель заканчивает своё существование. Сейчас мы наблюдаем агонию системы, которая не может существовать без «дармовых денег».

Первый гвоздь в крышку забил Трамп своими тарифами. 10% на весь импорт, 30% на Китай — это не торговая война, а демонтаж всей архитектуры глобальной торговли. Транснациональные корпорации, чья бизнес-модель строилась на разнице между азиатской себестоимостью и западными ценами, внезапно обнаружили, что математика больше не сходится.

Второй гвоздь (куда-то себе в ногу) — это санкционное безумие Европы. 18 пакетов против России, снижение потолка цен на нефть до $47. Каждая новая санкция стоит европейскому бизнесу дороже предыдущей. Россия спокойно торгует с Азией (которая спокойно перепродает в Европу с удвоенным ценником). Утроенный ценник на американский газ для Европы. Также от санкций для бизнеса растет комплаенс. Т.е. тратится всё больше времени и денег на проверки санкционных списков, оценки происхождения товаров, логистики по цепочкам поставок. И всё это новые формы, траты на юристов, на аудит, установка систем отслеживания. Бумажная гимнастика, а не бизнес. Плюс стоимость капитала растет. Деньги для бизнеса дорожают. Банки поднимают ставку и требуют больший залог, страховщики увеличивают премии, инвесторы хотят более высокую доходность.

Классический выстрел себе в ногу из золотого пистолета — вот реальность для «коллективного Запада».

И от того, что корпоративная прибыль тает на глазах, первыми страдают политические проекты. Лоббистские бюджеты режут, медийные кампании сворачивают, НКО остаются без финансирования. Вся та изощрённая машина влияния, которую десятилетиями смазывали корпоративными деньгами, начинает скрипеть и разваливаться.

Логичный результат: политическое домино по всему западному миру. Японский премьер Исиба ушёл после унизительных торговых переговоров с США. Макрон держится на честном слове и не сегодня завтра падет. А за ним канцлер Мерц, британский премьер Стармер ставят рекорды непопулярности. У Британии госдолг на 27-летних максимумах без особых вариантов по уменьшению. Рынки банально не верят в британское экономическое чудо и никаких перспектив для улучшения ситуации на островах нет.

Даже если будет очередная смена лиц, то это лишь косметика. Проблема глубже и куда более системная. Модель, где можно было жить на ренту с глобализации и тратить её на любые политические фантазии, больше не работает. Денег стало мало, проблем много, а решений нет.

Добро пожаловать в новую реальность, господа deep state-политики, где за всё надо платить по счетам.