Про переговоры Зеленского и Трампа
Продолжается весьма непростой для понимания полилог, если так можно сказать. Каждая сторона говорит о своём и все делают вид, что это всех устраивает.
Трамп хочет, чтобы Украина пошла на уступки. Но Украина не хочет на них идти, считая, что на куда более значимые уступки должна пойти Россия.
Трамп хочет, чтобы Россия пошла на уступки. Но Россия не хочет на них идти, считая, что на куда более значимые уступки должна пойти Украина.
Каждый считает, что в ближайшие год-два противнику станет значительно хуже.
Но! Есть то, что я говорил прежде — Европа не может настолько интенсивно участвовать в «склонении Трампа» к проукраинским настроениям. Могла и многое получилось. Но выстрелы ограничены. Дальше просто нет денег. Нет политического ресурса. Нет лидеров.
Тут кроется шахматный ход от Кремля. Пойти на переговоры с Трампом (и даже Зеленским) понимая, что в процессе Европа, простите, развалится. А после этого у Украины будет не военная капитуляция, а финансовая.
Этот сценарий, как мне кажется, просматривается. Москва его попробует осуществить.
Ничего особо не теряя. Если не получится, то всё продолжится и цели СВО будут достигнуты «на земле».
Многие после вчерашнего дня, задаются вопросом: «А зачем нам Трамп?»
Абсолютная правда. Можно обойтись без него. Но зачем, если с ним тот же результат без лишних жертв и с прямой финансовой выгодой. Хитрее надо быть. Наконец-то.
Еще и еще раз: Путин никуда не сдвинется со своей позиции. Или Путин, или (Мерц, Стармер, Макрон и далее по списку) ЕС. Кто-то должен будет проиграть всё. И мы же понимаем, что Путин прочно стоит на ногах. Во всех смыслах. А этим полгода и посыплются как доминошки.
Всё будет хорошо.
+144
Подгорнов 
- Последний визит: 52 минуты назад
- Регистрация: 3 года назад
Анкета
Москва
40 лет
Мужской
высшее
ВлГУ
Женат
О себе
политик, писатель, историк.
Про «зумерские революции»
Очередная уже (после Непала, Кении, Мадагаскара, Марокко) «зумерская революция». На этот раз в Перу. И вот это «зумерская революция» — звучит эффектно, но вводит в заблуждение. Решает не поколение, а контекст. Возможности. Там связка доступа к дешёвой связи и слабых институтов коммуникации власть-народ. Любая возрастная или социальная когорта при тех же условиях действовала бы похоже.
Дешевый китайский смартфон, безлимит по трафику, доступ к коротким видео и закрытые чаты создают инфраструктуру моментальной координации. Стоимость входа в этот протест — околонулевой. Лидер не нужен, поскольку репертуар действий копируется за часы. Вертикальный сетевой мир он такой. Высокоскоростной и широкополосный.
Получается, если официальные каналы обратной связи в стране не работают, улица становится неким интерфейсом переговоров. А триггером может выступить что угодно. Пенсионная поправка, очередной налог, неудачный тариф, криминальная вспышка. Мигрант, который совершит преступление. Дальше повестка расширяется до коррупции и безопасности, потому что формальные институты не выдерживают нагрузку доверия.
От Лимы до Катманду мы видим одно и то же: цифровое поколение (которое шире «зумеров») бьётся против глухоты системного администрирования. Там, где госинституты умеют быстро координировать решения и отвечать на вызовы, протест сдувается до уровня отраслевых возмущений. Там же, где государство отвечает запретом соцсетей и вводит ЧП, температура растёт, а радикальная фракция (безликая по лидерству, но содержательная по массовому контенту) получает преимущество этой вертикальной сетевой координации. Т.е. если 20 человек снимут на камеру свое недовольство и это посмотрят 20 000 человек, то кто-то из 20 000 снимет свое недовольство. И контента будет в разы больше, Его посмотрят уже 2 миллиона. Схема понятна.
Я же сейчас пытаюсь снять романтику поколения. Чтобы лишние усилия не тратились на «считывание настроений зумеров». Не в них дело. Зумеры здесь только самый заметный пользователь этой цифровой инфраструктуры, но не её причина и даже не драйвер. Завтра, при тех же возможностях (смартфон-интернет-соцсеть) и тех же изъянах госинститутов, это будет следующая возрастная или социальная когорта. Водители дальнобойщики 35+. Помните, они с банальной рацией смогли многое. А тут смартфоны и соцсети.
И наоборот, при работающих механизмах социального контроля и социальной коммуникации всё работает и с зумерами, и с бумерами, и дальнобойщиком, и с нацменьшинствами.
Мораль тут предметная. Устойчивость к «революциям зумеров» даёт не полиция и не фильтры на соцсетях, а координация коммуникаций: местные переговорные площадки (в том числе и цифровые), быстрые консультации по спорным реформам и инициативам. Обратная связь с недовольством.
Соцсети и молодежь — это часть нормальной политики. Нормального здорового противостояния политических взглядов. Это важно понимать. Что контролировать в 21 веке можно через коммуникацию и возможность высказываться. Иначе получится сопротивление, которое «выйдет из под контроля». Потому что будет запрет того, что нельзя запретить.
И еще раз, это могут быть «зумеры» или школьные учителя. Это могут быть даже пенсионеры, которые уже скоро будут массово цифровизированы и будут потреблять значительную долю контента в массовом интернете.
Поэтому, Дуров — прав. Надо давать свободу. Просто государству надо участвовать в этой свободной коммуникации.
Очередная уже (после Непала, Кении, Мадагаскара, Марокко) «зумерская революция». На этот раз в Перу. И вот это «зумерская революция» — звучит эффектно, но вводит в заблуждение. Решает не поколение, а контекст. Возможности. Там связка доступа к дешёвой связи и слабых институтов коммуникации власть-народ. Любая возрастная или социальная когорта при тех же условиях действовала бы похоже.
Дешевый китайский смартфон, безлимит по трафику, доступ к коротким видео и закрытые чаты создают инфраструктуру моментальной координации. Стоимость входа в этот протест — околонулевой. Лидер не нужен, поскольку репертуар действий копируется за часы. Вертикальный сетевой мир он такой. Высокоскоростной и широкополосный.
Получается, если официальные каналы обратной связи в стране не работают, улица становится неким интерфейсом переговоров. А триггером может выступить что угодно. Пенсионная поправка, очередной налог, неудачный тариф, криминальная вспышка. Мигрант, который совершит преступление. Дальше повестка расширяется до коррупции и безопасности, потому что формальные институты не выдерживают нагрузку доверия.
От Лимы до Катманду мы видим одно и то же: цифровое поколение (которое шире «зумеров») бьётся против глухоты системного администрирования. Там, где госинституты умеют быстро координировать решения и отвечать на вызовы, протест сдувается до уровня отраслевых возмущений. Там же, где государство отвечает запретом соцсетей и вводит ЧП, температура растёт, а радикальная фракция (безликая по лидерству, но содержательная по массовому контенту) получает преимущество этой вертикальной сетевой координации. Т.е. если 20 человек снимут на камеру свое недовольство и это посмотрят 20 000 человек, то кто-то из 20 000 снимет свое недовольство. И контента будет в разы больше, Его посмотрят уже 2 миллиона. Схема понятна.
Я же сейчас пытаюсь снять романтику поколения. Чтобы лишние усилия не тратились на «считывание настроений зумеров». Не в них дело. Зумеры здесь только самый заметный пользователь этой цифровой инфраструктуры, но не её причина и даже не драйвер. Завтра, при тех же возможностях (смартфон-интернет-соцсеть) и тех же изъянах госинститутов, это будет следующая возрастная или социальная когорта. Водители дальнобойщики 35+. Помните, они с банальной рацией смогли многое. А тут смартфоны и соцсети.
И наоборот, при работающих механизмах социального контроля и социальной коммуникации всё работает и с зумерами, и с бумерами, и дальнобойщиком, и с нацменьшинствами.
Мораль тут предметная. Устойчивость к «революциям зумеров» даёт не полиция и не фильтры на соцсетях, а координация коммуникаций: местные переговорные площадки (в том числе и цифровые), быстрые консультации по спорным реформам и инициативам. Обратная связь с недовольством.
Соцсети и молодежь — это часть нормальной политики. Нормального здорового противостояния политических взглядов. Это важно понимать. Что контролировать в 21 веке можно через коммуникацию и возможность высказываться. Иначе получится сопротивление, которое «выйдет из под контроля». Потому что будет запрет того, что нельзя запретить.
И еще раз, это могут быть «зумеры» или школьные учителя. Это могут быть даже пенсионеры, которые уже скоро будут массово цифровизированы и будут потреблять значительную долю контента в массовом интернете.
Поэтому, Дуров — прав. Надо давать свободу. Просто государству надо участвовать в этой свободной коммуникации.
Загрузка...
Новая часть цикла: Демография как национальная стратегия
VI — Поздний СССР (1960-1991): когда советская модель перестала работать
#демография
Период 1960-1991 годов — это история постепенного исчерпания советской демографической модели. Образованное, урбанизированное общество начало требовать права на выбор, а не клетку ограничений. Женщины с высшим образованием и профессиональной реализацией перестали соглашаться на роль «героини-матери». Молодые семьи откладывали рождение детей, сознательно ограничивали их количество, всё чаще разводились.
Государство пыталось удержать контроль через материальные стимулы и идеологическое давление. Но механизмы, работавшие в 1930-1950-е годы, теряли эффективность. Рождаемость неуклонно снижалась. К моменту распада СССР демографическая ситуация уже была кризисной, хотя это ещё не осознавалось в полной мере.
Этот период показывает фундаментальную закономерность: принудительные меры дают эффект только при отсутствии альтернатив. Как только общество достигает определённого уровня благосостояния и свободы — люди начинают делать собственный выбор, часто противоречащий государственным интересам.
Образование и урбанизация: новая реальность
К 1960-м годам советское общество качественно изменилось по сравнению с довоенным периодом.
Во-первых, завершилась урбанизация в масштабах страны. К 1970 году 62% населения РСФСР жило в городах, к 1989 году — 74%. Городской образ жизни стал доминирующим. Село стремительно сокращалось и старело.
Во-вторых, советское общество стало массово образованным. Если в 1960 году высшее образование имели около 3% населения, то к 1989 году — более 11%. Среднее специальное образование стало практически всеобщим. Доля женщин среди студентов вузов превысила 50%.
В-третьих, отдельно про женщин: к концу 1980-х женщины составляли около 51% всех занятых в народном хозяйстве. Среди специалистов с высшим образованием — более 60%. Женщины-врачи, инженеры, учёные, преподаватели — это стало нормой.
В-четвертых, изменилась ценностная шкала. Городское образованное население ориентировалось на качество жизни, карьерный рост и особенности потребление. Модель «жить ради детей» перестала быть безусловной. Появился запрос на личную самореализацию, комфорт, досуг.
Эти изменения создали новую демографическую реальность: образованная работающая женщина не стремится заводить много детей. Два ребёнка — максимум. Один — всё чаще норма. Бездетность — больше не аномалия.
Снижение рождаемости: устойчивый тренд
С начала 1960-х рождаемость в СССР начала неуклонно снижаться.
1960 год: суммарный коэффициент рождаемости (СКР) — 2,5. Это ещё выше уровня простого воспроизводства (2,1), но уже значительно ниже послевоенного пика.
1970 год: СКР — 2,0. Достигнут уровень простого воспроизводства. В городах уже ниже — около 1,8.
1980 год: СКР — 1,9. Население ещё растёт за счёт благоприятной возрастной структуры (многочисленное послевоенное поколение в активном возрасте), но рождаемость уже недостаточна для долгосрочной стабильности.
1989 год: СКР — 2,0 (небольшой подъём из-за вступления в репродуктивный возраст многочисленного поколения 1960-х). Но это будет временный эффект.
К концу 1980-х СКР в крупных городах — 1,5-1,7. В Москве и Ленинграде — ещё ниже, около 1,3-1,4. Средний размер семьи также сокращается: 1970 год — 3,5 человека, 1989 год — 3,2 человека. В городах — 3,0-3,1.
Модель «один ребёнок» становилась распространённой. Особенно в городах, особенно среди образованных слоёв. Два ребёнка — всё реже. Три и больше — исключение, характерное для сельской местности и некоторых национальных республик.
Причины снижения: структурные факторы
Почему образованные городские семьи стали мало рожать? Главная причина в том, что выросла стоимость воспитания. Потребности. Ребёнок требовал не просто еды и одежды, а качественного образования, развития, медицинского обслуживания. Родители стремились дать детям максимум возможностей — музыкальная школа, спортивные секции, репетиторы, хорошая одежда, книги. Это требовало времени и денег.
Второй фактор: жилищный. Несмотря на массовое строительство, жильё оставалось дефицитом. Очереди на квартиры были годами. Размер квартир — минимальный. В однокомнатной «хрущёвке» (30 кв.м) семье с двумя детьми тесно. С тремя уже критически.
Еще фактором был дефицит детских учреждений. Очереди в ясли и сады сохранялись. Качество инфраструктуры оставляло желать лучшего. Многие матери вынуждены были сидеть дома с ребёнком первые 1-3 года, теряя квалификацию и доход.
И этот длительный уход с работы означал потерю позиций на рынке труда. Декретный отпуск формально защищал рабочее место, но фактически тормозил карьеру. Женщина, родившая двоих детей с небольшим интервалом, могла выпасть из профессии на 5-7 лет. А это уже фактическая потеря в статусе и доходах, при росте потребностей и «желаний».
Плюс двойная или тройная нагрузка на женщину. Равенство в оплате труда и доступе к профессиям не означало равенства в быту. Домашние обязанности, уход за детьми по-прежнему преимущественно женская сфера деятельности. Совмещать работу, карьеру, быт и воспитание двоих-троих детей было физически и морально тяжело. Компенсации издержек практически не было.
Отдельный фактор — доступ к абортам. С 1955 года аборты были снова легализованы (после запрета 1936-1955 годов). Это дало женщинам инструмент контроля над фертильностью. Контрацепция оставалась недоступной и низкокачественной, поэтому аборт стал основным методом планирования семьи. К 1980-м СССР лидировал в мире по количеству абортов на 1000 женщин репродуктивного возраста.
Государственные меры стимулирования: ограниченная эффективность
Государство осознавало проблему снижения рождаемости и пыталось на неё реагировать. К 1981 году был сформулирован комплекс мер по поддержке демографии:
— Пособие при рождении ребёнка: 50 рублей за первого, 100 за второго и последующих (при средней зарплате 150-180 рублей).
— Частично оплачиваемый отпуск по уходу за ребёнком до 1 года (35 рублей в месяц — около 20% средней зарплаты).
— Неоплачиваемый отпуск до 1,5 лет с сохранением рабочего места и трудового стажа.
— Льготы многодетным семьям: первоочередное предоставление мест в детских садах, льготы на коммунальные услуги, бесплатное питание в школах.
В 1989 год произошло расширение мер:
— Увеличение пособия по уходу за ребёнком до 50 рублей в месяц.
— Продление частично оплачиваемого отпуска до 1,5 лет.
— Дополнительные выплаты малообеспеченным семьям.
Был ли эффект? Краткосрочный — был. Небольшой рост рождаемости в начале 1980-х (СКР вырос с 1,9 до 2,0-2,1). Но это объяснялось не столько мерами поддержки, сколько вступлением в репродуктивный возраст многочисленного поколения 1960-х.
Долгосрочный эффект был минимален. Тренд на снижение не переломлен. К концу 1980-х рождаемость снова падала.
Почему же меры не работали?
Размер выплат был недостаточен для компенсации потерь от ухода с работы и издержек воспитания. Также жилищная и инфраструктурная проблемы не решались — очереди в сады, дефицит жилья сохранялись.
И немаловажный момент, что культурные установки изменились: образованные женщины хотели карьеру и самореализацию, а не только материнство. Материальные стимулы не могли повлиять эти доминирующие ценности.
Рост разводов: кризис стабильности
Отдельно про разводы. Если в 1950-е развод был редкостью (1 на 10 браков), то к концу советского периода разводимость выросла многократно.
1960 год: около 1,5 разводов на 10 браков. 1970 год: около 3 разводов на 10 браков. 1980 год: около 4,5 разводов на 10 браков. 1989 год: около 5 разводов на 10 браков (в крупных городах — выше, до 6-7).
Рост разводимости — это не аномалия, а закономерный результат изменения модели семьи.
Среди причин роста можно выделить:
— Ослабление административного контроля. Процедура развода постепенно упрощалась. С 1965 года развод можно было получить в ЗАГСе при обоюдном согласии и отсутствии несовершеннолетних детей. С детьми — через суд, но процедура стала проще и дешевле, чем в 1940-50-е.
— Экономическая независимость женщин. Работающая образованная женщина могла содержать себя после развода. Это снижало барьер для выхода из неудовлетворительного брака.
Изменение ценностей. Брак перестал восприниматься как пожизненное обязательство. Появилось представление о праве на личное счастье, на выход из отношений, которые не работают.
— Рост требований к качеству брака. Образованные городские жители ожидали от брака не только материального обеспечения и рождения детей, но и эмоциональной близости, взаимопонимания, партнёрства. Если этого не было — развод становился опцией.
— Алкоголизм и бытовое насилие. Эти проблемы сохранялись (особенно в рабочей среде и в сельской местности) и становились законным основанием для развода.
Поздние браки и отложенное родительство
Ещё одна тенденция позднего СССР — постепенное повышение возраста вступления в брак и рождения первого ребёнка.
1960-е: средний возраст первого брака для женщин — 22-23 года, для мужчин — 24-25 лет. Первый ребёнок обычно в первые 1-2 года брака.
1980-е: Средний возраст первого брака для женщин — 23-24 года, для мужчин — 25-26 лет (в городах выше — 24-25 и 26-27 соответственно). Первый ребёнок всё чаще откладывался на 2-3 года после брака.
Происходило это по трем причинам.
Рост образования. Высшее образование, которое стало массовым для обоих полов, занимает 5 лет. Многие заканчивают вуз в 22-23 года. Брак и дети откладываются до завершения учёбы.
Желание (или необходимость) «встать на ноги». Молодые люди хотели сначала получить работу, какую-то материальную базу, а потом уже заводить семью. В этом смысле проявлялся рост потребностей.
Изменение культурных норм. Ранние браки (18-20 лет) постепенно начали восприниматься как признак низкого социального статуса или «вынужденные» (из-за беременности).
Тренд на взросление первых рождений был позитивным с точки зрения качества родительства, но негативным с точки зрения количества детей: чем позже первый ребёнок, тем меньше вероятность второго и третьего. Это общее правило работало и тогда.
Демографическая яма 1960-х и её последствия
Малочисленное военное поколение (родившиеся в 1941-1945) вступило в репродуктивный возраст в 1960-е годы. Это создало вторичную демографическую яму. Даже при сохранении уровня рождаемости количество рождений сократилось, потому что уменьшилось число потенциальных матерей.
Это усилило тренд на общее снижение и создало структурную проблему: малочисленное поколение 1960-х через 25-30 лет (в 1990-е) само вступит в репродуктивный возраст и создаст третичную яму.
Именно это и произошло. Демографический кризис 1990-х был не только результатом экономического коллапса, но и отложенным эффектом войны через два поколения.
Национальные различия
Это также важный момент, ведь СССР был многонациональным государством, и демографические процессы в разных республиках шли по-разному.
Славянские республики (РСФСР, Украина, Белоруссия): низкая рождаемость, высокая урбанизация, высокий уровень образования женщин. СКР в РСФСР к концу 1980-х — около 2,0, в Украине — 1,9.
Прибалтийские республики: аналогично славянским. СКР в Эстонии и Латвии — около 1,9-2,0.
Среднеазиатские и Закавказские республики: высокая рождаемость, низкая урбанизация, сохранение традиционных семейных структур. СКР в Таджикистане — 5,0-5,5, в Узбекистане — 4,0-4,5, в Азербайджане — 2,8-3,0.
Это создавало структурный дисбаланс: славянское ядро СССР теряло население, а периферия росла. К концу 1980-х доля русских в населении СССР снизилась с 55% (1959) до 51% (1989).
После распада СССР Россия осталась без «высокорождаемых» республик, что усугубило демографический кризис.
Кризис советской модели: почему она перестала работать
К концу 1980-х стало очевидно: советская семейная модель исчерпала свой потенциал. Главная проблема была в противоречии между декларациями и реальностью. Государство требовало рожать много, но не создавало для этого нужных условий. Жильё оставалось дефицитным и среднего качества, детские сады и прочая инфраструктура — очереди и низкое качество, товары для детей и общее потребление – близкое к дефицитному и среднего качества.
Также начало проявляется противоречие между равенством и традицией. Женщины формально были равны с мужчинами, но в семье сохранялось традиционное распределение ролей. Это создавало перегрузку и снижало мотивацию к многодетности.
Безусловно, важный фактор — рост индивидуализма. Образованное городское население начало ценить личную свободу, комфорт, самореализацию выше коллективных целей. Идеология «семья для государства» перестала работать. Советское общество, особенно городская интеллигенция — буржуазировались.
Плюс случился демонтаж ограничений. Отсутствие альтернатив начало исчезать. В 1930-1950-е люди много рожали, потому что не было выбора. К 1980-м выбор появился: аборт доступен, развод возможен, женщина может содержать себя. Принуждение через идеологию больше не работало.
И общий фактор: экономическая стагнация: С середины 1970-х рост уровня жизни замедлился. Начал массово распространяться дефицит товаров. Очереди. Пошло снижение оптимизма относительно будущего. Населению было все сложней мотивировать себя на рождение детей в условиях неопределённости.
Выводы для демографической стратегии
Первое. Образование и урбанизация неизбежно снижают рождаемость. Это не патология, а закономерность. Все развитые страны прошли через это. Попытки остановить снижение запретами и пропагандой не работают.
Второе. Материальные стимулы дают ограниченный эффект. Выплаты при рождении, пособия, льготы могут подтолкнуть семью родить второго ребёнка, но редко — третьего. И только если есть базовые условия: жильё, детские учреждения, перспективы.
Третье. Качество важнее количества. Один-два ребёнка, выросшие в благополучной семье с хорошим образованием и здоровьем, дают обществу (и особенно экономике) больше, чем трое-четверо в условиях бедности и перегрузки родителей.
Четвертое. Рост разводов — не кризис морали, а адаптация к новой реальности. Люди требуют от брака качества отношений. Если его нет — разводятся. Попытки затруднить развод не укрепляют семью, а удерживают людей в дисфункциональных союзах.
Пятое. Демографические ямы имеют волновой эффект. Война 1941-1945 создала яму, которая повторилась в 1960-х, затем в 1990-х, затем в 2010-х. Это структурный фактор, который невозможно быстро исправить.
Шестое. Поздний СССР продемонстрировал фундаментальную закономерность: когда у людей появляется выбор, они выбирают качество жизни, а не количество детей. Любая современная демографическая политика должна исходить из этой реальности, а не пытаться её отменить.
Следующая часть: Девяностые — экономический коллапс и демографическая катастрофа. Почему свобода без ресурсов привела к обвалу рождаемости.
VI — Поздний СССР (1960-1991): когда советская модель перестала работать
#демография
Период 1960-1991 годов — это история постепенного исчерпания советской демографической модели. Образованное, урбанизированное общество начало требовать права на выбор, а не клетку ограничений. Женщины с высшим образованием и профессиональной реализацией перестали соглашаться на роль «героини-матери». Молодые семьи откладывали рождение детей, сознательно ограничивали их количество, всё чаще разводились.
Государство пыталось удержать контроль через материальные стимулы и идеологическое давление. Но механизмы, работавшие в 1930-1950-е годы, теряли эффективность. Рождаемость неуклонно снижалась. К моменту распада СССР демографическая ситуация уже была кризисной, хотя это ещё не осознавалось в полной мере.
Этот период показывает фундаментальную закономерность: принудительные меры дают эффект только при отсутствии альтернатив. Как только общество достигает определённого уровня благосостояния и свободы — люди начинают делать собственный выбор, часто противоречащий государственным интересам.
Образование и урбанизация: новая реальность
К 1960-м годам советское общество качественно изменилось по сравнению с довоенным периодом.
Во-первых, завершилась урбанизация в масштабах страны. К 1970 году 62% населения РСФСР жило в городах, к 1989 году — 74%. Городской образ жизни стал доминирующим. Село стремительно сокращалось и старело.
Во-вторых, советское общество стало массово образованным. Если в 1960 году высшее образование имели около 3% населения, то к 1989 году — более 11%. Среднее специальное образование стало практически всеобщим. Доля женщин среди студентов вузов превысила 50%.
В-третьих, отдельно про женщин: к концу 1980-х женщины составляли около 51% всех занятых в народном хозяйстве. Среди специалистов с высшим образованием — более 60%. Женщины-врачи, инженеры, учёные, преподаватели — это стало нормой.
В-четвертых, изменилась ценностная шкала. Городское образованное население ориентировалось на качество жизни, карьерный рост и особенности потребление. Модель «жить ради детей» перестала быть безусловной. Появился запрос на личную самореализацию, комфорт, досуг.
Эти изменения создали новую демографическую реальность: образованная работающая женщина не стремится заводить много детей. Два ребёнка — максимум. Один — всё чаще норма. Бездетность — больше не аномалия.
Снижение рождаемости: устойчивый тренд
С начала 1960-х рождаемость в СССР начала неуклонно снижаться.
1960 год: суммарный коэффициент рождаемости (СКР) — 2,5. Это ещё выше уровня простого воспроизводства (2,1), но уже значительно ниже послевоенного пика.
1970 год: СКР — 2,0. Достигнут уровень простого воспроизводства. В городах уже ниже — около 1,8.
1980 год: СКР — 1,9. Население ещё растёт за счёт благоприятной возрастной структуры (многочисленное послевоенное поколение в активном возрасте), но рождаемость уже недостаточна для долгосрочной стабильности.
1989 год: СКР — 2,0 (небольшой подъём из-за вступления в репродуктивный возраст многочисленного поколения 1960-х). Но это будет временный эффект.
К концу 1980-х СКР в крупных городах — 1,5-1,7. В Москве и Ленинграде — ещё ниже, около 1,3-1,4. Средний размер семьи также сокращается: 1970 год — 3,5 человека, 1989 год — 3,2 человека. В городах — 3,0-3,1.
Модель «один ребёнок» становилась распространённой. Особенно в городах, особенно среди образованных слоёв. Два ребёнка — всё реже. Три и больше — исключение, характерное для сельской местности и некоторых национальных республик.
Причины снижения: структурные факторы
Почему образованные городские семьи стали мало рожать? Главная причина в том, что выросла стоимость воспитания. Потребности. Ребёнок требовал не просто еды и одежды, а качественного образования, развития, медицинского обслуживания. Родители стремились дать детям максимум возможностей — музыкальная школа, спортивные секции, репетиторы, хорошая одежда, книги. Это требовало времени и денег.
Второй фактор: жилищный. Несмотря на массовое строительство, жильё оставалось дефицитом. Очереди на квартиры были годами. Размер квартир — минимальный. В однокомнатной «хрущёвке» (30 кв.м) семье с двумя детьми тесно. С тремя уже критически.
Еще фактором был дефицит детских учреждений. Очереди в ясли и сады сохранялись. Качество инфраструктуры оставляло желать лучшего. Многие матери вынуждены были сидеть дома с ребёнком первые 1-3 года, теряя квалификацию и доход.
И этот длительный уход с работы означал потерю позиций на рынке труда. Декретный отпуск формально защищал рабочее место, но фактически тормозил карьеру. Женщина, родившая двоих детей с небольшим интервалом, могла выпасть из профессии на 5-7 лет. А это уже фактическая потеря в статусе и доходах, при росте потребностей и «желаний».
Плюс двойная или тройная нагрузка на женщину. Равенство в оплате труда и доступе к профессиям не означало равенства в быту. Домашние обязанности, уход за детьми по-прежнему преимущественно женская сфера деятельности. Совмещать работу, карьеру, быт и воспитание двоих-троих детей было физически и морально тяжело. Компенсации издержек практически не было.
Отдельный фактор — доступ к абортам. С 1955 года аборты были снова легализованы (после запрета 1936-1955 годов). Это дало женщинам инструмент контроля над фертильностью. Контрацепция оставалась недоступной и низкокачественной, поэтому аборт стал основным методом планирования семьи. К 1980-м СССР лидировал в мире по количеству абортов на 1000 женщин репродуктивного возраста.
Государственные меры стимулирования: ограниченная эффективность
Государство осознавало проблему снижения рождаемости и пыталось на неё реагировать. К 1981 году был сформулирован комплекс мер по поддержке демографии:
— Пособие при рождении ребёнка: 50 рублей за первого, 100 за второго и последующих (при средней зарплате 150-180 рублей).
— Частично оплачиваемый отпуск по уходу за ребёнком до 1 года (35 рублей в месяц — около 20% средней зарплаты).
— Неоплачиваемый отпуск до 1,5 лет с сохранением рабочего места и трудового стажа.
— Льготы многодетным семьям: первоочередное предоставление мест в детских садах, льготы на коммунальные услуги, бесплатное питание в школах.
В 1989 год произошло расширение мер:
— Увеличение пособия по уходу за ребёнком до 50 рублей в месяц.
— Продление частично оплачиваемого отпуска до 1,5 лет.
— Дополнительные выплаты малообеспеченным семьям.
Был ли эффект? Краткосрочный — был. Небольшой рост рождаемости в начале 1980-х (СКР вырос с 1,9 до 2,0-2,1). Но это объяснялось не столько мерами поддержки, сколько вступлением в репродуктивный возраст многочисленного поколения 1960-х.
Долгосрочный эффект был минимален. Тренд на снижение не переломлен. К концу 1980-х рождаемость снова падала.
Почему же меры не работали?
Размер выплат был недостаточен для компенсации потерь от ухода с работы и издержек воспитания. Также жилищная и инфраструктурная проблемы не решались — очереди в сады, дефицит жилья сохранялись.
И немаловажный момент, что культурные установки изменились: образованные женщины хотели карьеру и самореализацию, а не только материнство. Материальные стимулы не могли повлиять эти доминирующие ценности.
Рост разводов: кризис стабильности
Отдельно про разводы. Если в 1950-е развод был редкостью (1 на 10 браков), то к концу советского периода разводимость выросла многократно.
1960 год: около 1,5 разводов на 10 браков. 1970 год: около 3 разводов на 10 браков. 1980 год: около 4,5 разводов на 10 браков. 1989 год: около 5 разводов на 10 браков (в крупных городах — выше, до 6-7).
Рост разводимости — это не аномалия, а закономерный результат изменения модели семьи.
Среди причин роста можно выделить:
— Ослабление административного контроля. Процедура развода постепенно упрощалась. С 1965 года развод можно было получить в ЗАГСе при обоюдном согласии и отсутствии несовершеннолетних детей. С детьми — через суд, но процедура стала проще и дешевле, чем в 1940-50-е.
— Экономическая независимость женщин. Работающая образованная женщина могла содержать себя после развода. Это снижало барьер для выхода из неудовлетворительного брака.
Изменение ценностей. Брак перестал восприниматься как пожизненное обязательство. Появилось представление о праве на личное счастье, на выход из отношений, которые не работают.
— Рост требований к качеству брака. Образованные городские жители ожидали от брака не только материального обеспечения и рождения детей, но и эмоциональной близости, взаимопонимания, партнёрства. Если этого не было — развод становился опцией.
— Алкоголизм и бытовое насилие. Эти проблемы сохранялись (особенно в рабочей среде и в сельской местности) и становились законным основанием для развода.
Поздние браки и отложенное родительство
Ещё одна тенденция позднего СССР — постепенное повышение возраста вступления в брак и рождения первого ребёнка.
1960-е: средний возраст первого брака для женщин — 22-23 года, для мужчин — 24-25 лет. Первый ребёнок обычно в первые 1-2 года брака.
1980-е: Средний возраст первого брака для женщин — 23-24 года, для мужчин — 25-26 лет (в городах выше — 24-25 и 26-27 соответственно). Первый ребёнок всё чаще откладывался на 2-3 года после брака.
Происходило это по трем причинам.
Рост образования. Высшее образование, которое стало массовым для обоих полов, занимает 5 лет. Многие заканчивают вуз в 22-23 года. Брак и дети откладываются до завершения учёбы.
Желание (или необходимость) «встать на ноги». Молодые люди хотели сначала получить работу, какую-то материальную базу, а потом уже заводить семью. В этом смысле проявлялся рост потребностей.
Изменение культурных норм. Ранние браки (18-20 лет) постепенно начали восприниматься как признак низкого социального статуса или «вынужденные» (из-за беременности).
Тренд на взросление первых рождений был позитивным с точки зрения качества родительства, но негативным с точки зрения количества детей: чем позже первый ребёнок, тем меньше вероятность второго и третьего. Это общее правило работало и тогда.
Демографическая яма 1960-х и её последствия
Малочисленное военное поколение (родившиеся в 1941-1945) вступило в репродуктивный возраст в 1960-е годы. Это создало вторичную демографическую яму. Даже при сохранении уровня рождаемости количество рождений сократилось, потому что уменьшилось число потенциальных матерей.
Это усилило тренд на общее снижение и создало структурную проблему: малочисленное поколение 1960-х через 25-30 лет (в 1990-е) само вступит в репродуктивный возраст и создаст третичную яму.
Именно это и произошло. Демографический кризис 1990-х был не только результатом экономического коллапса, но и отложенным эффектом войны через два поколения.
Национальные различия
Это также важный момент, ведь СССР был многонациональным государством, и демографические процессы в разных республиках шли по-разному.
Славянские республики (РСФСР, Украина, Белоруссия): низкая рождаемость, высокая урбанизация, высокий уровень образования женщин. СКР в РСФСР к концу 1980-х — около 2,0, в Украине — 1,9.
Прибалтийские республики: аналогично славянским. СКР в Эстонии и Латвии — около 1,9-2,0.
Среднеазиатские и Закавказские республики: высокая рождаемость, низкая урбанизация, сохранение традиционных семейных структур. СКР в Таджикистане — 5,0-5,5, в Узбекистане — 4,0-4,5, в Азербайджане — 2,8-3,0.
Это создавало структурный дисбаланс: славянское ядро СССР теряло население, а периферия росла. К концу 1980-х доля русских в населении СССР снизилась с 55% (1959) до 51% (1989).
После распада СССР Россия осталась без «высокорождаемых» республик, что усугубило демографический кризис.
Кризис советской модели: почему она перестала работать
К концу 1980-х стало очевидно: советская семейная модель исчерпала свой потенциал. Главная проблема была в противоречии между декларациями и реальностью. Государство требовало рожать много, но не создавало для этого нужных условий. Жильё оставалось дефицитным и среднего качества, детские сады и прочая инфраструктура — очереди и низкое качество, товары для детей и общее потребление – близкое к дефицитному и среднего качества.
Также начало проявляется противоречие между равенством и традицией. Женщины формально были равны с мужчинами, но в семье сохранялось традиционное распределение ролей. Это создавало перегрузку и снижало мотивацию к многодетности.
Безусловно, важный фактор — рост индивидуализма. Образованное городское население начало ценить личную свободу, комфорт, самореализацию выше коллективных целей. Идеология «семья для государства» перестала работать. Советское общество, особенно городская интеллигенция — буржуазировались.
Плюс случился демонтаж ограничений. Отсутствие альтернатив начало исчезать. В 1930-1950-е люди много рожали, потому что не было выбора. К 1980-м выбор появился: аборт доступен, развод возможен, женщина может содержать себя. Принуждение через идеологию больше не работало.
И общий фактор: экономическая стагнация: С середины 1970-х рост уровня жизни замедлился. Начал массово распространяться дефицит товаров. Очереди. Пошло снижение оптимизма относительно будущего. Населению было все сложней мотивировать себя на рождение детей в условиях неопределённости.
Выводы для демографической стратегии
Первое. Образование и урбанизация неизбежно снижают рождаемость. Это не патология, а закономерность. Все развитые страны прошли через это. Попытки остановить снижение запретами и пропагандой не работают.
Второе. Материальные стимулы дают ограниченный эффект. Выплаты при рождении, пособия, льготы могут подтолкнуть семью родить второго ребёнка, но редко — третьего. И только если есть базовые условия: жильё, детские учреждения, перспективы.
Третье. Качество важнее количества. Один-два ребёнка, выросшие в благополучной семье с хорошим образованием и здоровьем, дают обществу (и особенно экономике) больше, чем трое-четверо в условиях бедности и перегрузки родителей.
Четвертое. Рост разводов — не кризис морали, а адаптация к новой реальности. Люди требуют от брака качества отношений. Если его нет — разводятся. Попытки затруднить развод не укрепляют семью, а удерживают людей в дисфункциональных союзах.
Пятое. Демографические ямы имеют волновой эффект. Война 1941-1945 создала яму, которая повторилась в 1960-х, затем в 1990-х, затем в 2010-х. Это структурный фактор, который невозможно быстро исправить.
Шестое. Поздний СССР продемонстрировал фундаментальную закономерность: когда у людей появляется выбор, они выбирают качество жизни, а не количество детей. Любая современная демографическая политика должна исходить из этой реальности, а не пытаться её отменить.
Следующая часть: Девяностые — экономический коллапс и демографическая катастрофа. Почему свобода без ресурсов привела к обвалу рождаемости.
Загрузка...
Загрузка...
Критикуешь-предлагай.
Как всегда.
Начнем с того, что идеалогизировать семью и семейную политику бесполезно. Я в своем цикле (https://t.me/npodgornov/16609)про демографию часто делаю вывод, что идеология может разъяснять жесткий контроль, но никогда не заменять его. Т.е. если жесткие традиционные ценности только на словах, а на деле рыночная экономика и жизнь в мегаполисе — это провал. Что собственно и происходит. Чтобы работали все эти установки про многодетность и традиционность — нужны ограничения. Безальтернативность. Они исторически работали именно в формате: «у семей и не было другого выбора». А сверху уже «умасливали» идеологией.
Это ключевое. Бесполезно тратить такие бюджеты на накачку идеологии, когда у тебя есть возможность развестись через Госуслуги с сохранением социального статуса, работы и так далее. Бесполезно стимулировать многодетность, если есть современная контрацептивная культура и «досуговый сектор» экономики. Т.е. если стимул жить «для себя».
И так далее. Много этих «бесполезно, если...»
Общая проблема семейной политики в РФ — она неверно оценивает, что такое российская семья из 21 века.
Верная оценка для государства, что такое семья в 21 веке (как и в любом другом веке) — экономический актив. Семья — это экономическая ячейка общества.
Семья с детьми — это не социальная проблема, требующая идеологии и/или сочувствия, а будущие налогоплательщики, специалисты и потребители. И в семью, как в экономический актив, нужно умело инвестировать, иначе актив превратится в убыток. Не накачивать многодетность, чтобы потом шла нагрузка бедностью и низкой квалификацией. О чем выше исследование. Полные семьи с работающими родителям — околомаргинальная социальная ячейка. Это убыток для экономики страны. В эти семьи заложили приличный бюджетный ресурс, инфраструктурный ресурс, а на выходе массовая бедность, низкая квалификация и «низкий человеческий капитал».
Это плохая инвестиция. Чтобы демография выправилась, надо не «взрывной рост рождаемости», который нечем обеспечивать. О чем вчера был текст про послевоенное СССР. Массовая рождаемость на дешевую инфраструктуру дала перегруз. У нас не натуральное хозяйство и человек как рабочая единица требует очень сложной и качественной инфраструктуры. Прям с момента беременности. Ему нужна, еще «в маме», качественная больница, далее родильное отделение, далее ясли-садик, школа, универ. И это минимум. А чтобы уровень повыше, то еще допобразование, допмедицина и так далее.
Об это же исследование, нет? Семьи с детьми не справляются. А это уже новое поколение родителей. Они выросли в завели детей в нулевые и далее. Это значит сейчас инфраструктура не готова к такому количеству рождений.
Это самое первое, что нужно сделать для стабилизации рождаемости — подготовить качественную (на деле, а не в макетах и презентациях) инфраструктуру. Массовую, а не локальную. Есть районы и школы, где хороший уровень. Но достигается он за счет того, что ресурсы распределяются в пользу «кого надо». Это неправильно. Это и порождает бедность.
Задача управленческая. Повышение эффективности расходования госсредств, выделяемых на инфраструктурные проекты. Тот уровень, который был в последние 10-15 лет — недостаточен. О чем и демография. Она выносит жесткий вердикт — рожать и воспитывать слишком сложно. Нет подходящей инфраструктуры.
Вторая большая история — работа родителей. Я в тысячный раз повторюсь, что только доход каждого родителя определяет семейный бюджет. Не выплаты, не стимулы, не маткапиталы — доход. Зарплата. Реальная рыночная экономика. Но этот доход в 21 веке не такой как в 20, когда прямая карьерная биография и смены на производстве. Сейчас сложная ёмкая структура. И родительство вступает в конфликт с работой. С карьерой. А не должно. Потому что именно родитель обеспечивает главный ресурс. Чтобы семья развивалась нужно развивать не ребенка, а карьеру родителя!
А происходит наоборот, что ребенок «пожирает» ресурсы родителя. Поэтому карьера стагнирует. Доходы семьи падают. А новый ребенок уводит семью в бедность.
Спрашивают, а как это происходит? А вот так и происходит. Логика «рыночная». Потому что семья — что? Экономическая ячейка. Если родитель, который формирует капитал и доход семьи не тратит на себя, а тратит на ребенка, то летит вся конструкция с ребенком. Это базовая экономическая логика. Раньше логика была другая и детей рожали для того, чтобы они работали. Сейчас до 18 лет ребенок — иждивенец.
Поэтому, как только появляется ребенок нужно компенсировать издержки родителя. Не на период беременности и декрета, а видимо до 18 лет. Такой уровень инвестиций должен быть. Опять же, это не означает, что нужно заменять доход через выплаты. Что так любят у нас. Прямые выплаты и поддержка семьи. Это социальный трюк, чтобы потом нарисовать отчет, что «семьи вышли из бедности». Им просто посчитают сверху выплату в 1000 рублей в месяц и всё. Они больше не бедные. Государство — молодец!
Нет, конечно. Так это не работает. Нужен стабильный доход, а не стабильные выплаты. Чтобы были дети и они могли быть «параллельны» карьере — нужен гибкий график работы с сохранением дохода. Это прям база. У тебя есть ребенок до 18 лет — ты особый сотрудник. Тебе отдельный график работы. Тебе возможность работать удаленно. Тебе отгулы, тебе меньше нагрузки по часам. Хочется сказать, что четырех дневная рабочая неделя, но это сложно уместить в полноценный формат, но как полугодовой или квартальный вариант — почему бы и нет. Если есть ребенок, то работаешь с сентября по май — 4 дня. До окончания школы. Закон!
И это уже не выплаты, а работа с доходом домохозяйства. Родитель сможет и воспитывать ребенка, и развивать карьеру.
Система поддержки должна быть направлена на доход. Не работающий родитель — не имеет льготы. Да, звучит неприятно, но вот реальность 21 века. Социальный конструкт «общество благосостояния», когда «всем на всё хватает» — это нарастить госдолг и переложить проблемы на будущие поколения. Мы это уже поняли. Тупиковая ветвь развития. Всем надо работать и работать актуально реальной экономики и рынку. Единственный вариант.
Другое дело, что в ответ за работу тебе много всего хорошего. Льготы и вычеты. Система поддержки работающего родителя — это налоговые вычеты и льготные банковские программы. Есть ребенок и ему нет 18 лет? Высокая депозитная ставка. Не только льготный займ, который непонятно чем обеспечивать, а депозит по накоплениям.
Пока родитель работает — он платит налоги. Всяческие. И вот пока у тебя сын или дочь до 18 лет — налоговый вычет. Хочешь раз в год и всю сумму, хочешь фактическая прибавка к месячной зарплате.
Вот это эффективно в 21 веке. Маткапитал, льготная ипотека — это меры, которые отрабатывают на ограниченную когорту. Такая поддержка не носит массовый характер. Иначе была бы другая статистика по демографии.
Надо работать с тем, что есть, а не жить в идеологическом пузыре. Цифровая экономика 21 века. Семья из мегаполиса 21 века.
Понимаете, разговоры о важном в 2025 году — это, как найти выгодные скидки на Уайлдберрис. Современная российская вся там — в корзине на Уайлдберрис.
Как всегда.
Начнем с того, что идеалогизировать семью и семейную политику бесполезно. Я в своем цикле (https://t.me/npodgornov/16609)про демографию часто делаю вывод, что идеология может разъяснять жесткий контроль, но никогда не заменять его. Т.е. если жесткие традиционные ценности только на словах, а на деле рыночная экономика и жизнь в мегаполисе — это провал. Что собственно и происходит. Чтобы работали все эти установки про многодетность и традиционность — нужны ограничения. Безальтернативность. Они исторически работали именно в формате: «у семей и не было другого выбора». А сверху уже «умасливали» идеологией.
Это ключевое. Бесполезно тратить такие бюджеты на накачку идеологии, когда у тебя есть возможность развестись через Госуслуги с сохранением социального статуса, работы и так далее. Бесполезно стимулировать многодетность, если есть современная контрацептивная культура и «досуговый сектор» экономики. Т.е. если стимул жить «для себя».
И так далее. Много этих «бесполезно, если...»
Общая проблема семейной политики в РФ — она неверно оценивает, что такое российская семья из 21 века.
Верная оценка для государства, что такое семья в 21 веке (как и в любом другом веке) — экономический актив. Семья — это экономическая ячейка общества.
Семья с детьми — это не социальная проблема, требующая идеологии и/или сочувствия, а будущие налогоплательщики, специалисты и потребители. И в семью, как в экономический актив, нужно умело инвестировать, иначе актив превратится в убыток. Не накачивать многодетность, чтобы потом шла нагрузка бедностью и низкой квалификацией. О чем выше исследование. Полные семьи с работающими родителям — околомаргинальная социальная ячейка. Это убыток для экономики страны. В эти семьи заложили приличный бюджетный ресурс, инфраструктурный ресурс, а на выходе массовая бедность, низкая квалификация и «низкий человеческий капитал».
Это плохая инвестиция. Чтобы демография выправилась, надо не «взрывной рост рождаемости», который нечем обеспечивать. О чем вчера был текст про послевоенное СССР. Массовая рождаемость на дешевую инфраструктуру дала перегруз. У нас не натуральное хозяйство и человек как рабочая единица требует очень сложной и качественной инфраструктуры. Прям с момента беременности. Ему нужна, еще «в маме», качественная больница, далее родильное отделение, далее ясли-садик, школа, универ. И это минимум. А чтобы уровень повыше, то еще допобразование, допмедицина и так далее.
Об это же исследование, нет? Семьи с детьми не справляются. А это уже новое поколение родителей. Они выросли в завели детей в нулевые и далее. Это значит сейчас инфраструктура не готова к такому количеству рождений.
Это самое первое, что нужно сделать для стабилизации рождаемости — подготовить качественную (на деле, а не в макетах и презентациях) инфраструктуру. Массовую, а не локальную. Есть районы и школы, где хороший уровень. Но достигается он за счет того, что ресурсы распределяются в пользу «кого надо». Это неправильно. Это и порождает бедность.
Задача управленческая. Повышение эффективности расходования госсредств, выделяемых на инфраструктурные проекты. Тот уровень, который был в последние 10-15 лет — недостаточен. О чем и демография. Она выносит жесткий вердикт — рожать и воспитывать слишком сложно. Нет подходящей инфраструктуры.
Вторая большая история — работа родителей. Я в тысячный раз повторюсь, что только доход каждого родителя определяет семейный бюджет. Не выплаты, не стимулы, не маткапиталы — доход. Зарплата. Реальная рыночная экономика. Но этот доход в 21 веке не такой как в 20, когда прямая карьерная биография и смены на производстве. Сейчас сложная ёмкая структура. И родительство вступает в конфликт с работой. С карьерой. А не должно. Потому что именно родитель обеспечивает главный ресурс. Чтобы семья развивалась нужно развивать не ребенка, а карьеру родителя!
А происходит наоборот, что ребенок «пожирает» ресурсы родителя. Поэтому карьера стагнирует. Доходы семьи падают. А новый ребенок уводит семью в бедность.
Спрашивают, а как это происходит? А вот так и происходит. Логика «рыночная». Потому что семья — что? Экономическая ячейка. Если родитель, который формирует капитал и доход семьи не тратит на себя, а тратит на ребенка, то летит вся конструкция с ребенком. Это базовая экономическая логика. Раньше логика была другая и детей рожали для того, чтобы они работали. Сейчас до 18 лет ребенок — иждивенец.
Поэтому, как только появляется ребенок нужно компенсировать издержки родителя. Не на период беременности и декрета, а видимо до 18 лет. Такой уровень инвестиций должен быть. Опять же, это не означает, что нужно заменять доход через выплаты. Что так любят у нас. Прямые выплаты и поддержка семьи. Это социальный трюк, чтобы потом нарисовать отчет, что «семьи вышли из бедности». Им просто посчитают сверху выплату в 1000 рублей в месяц и всё. Они больше не бедные. Государство — молодец!
Нет, конечно. Так это не работает. Нужен стабильный доход, а не стабильные выплаты. Чтобы были дети и они могли быть «параллельны» карьере — нужен гибкий график работы с сохранением дохода. Это прям база. У тебя есть ребенок до 18 лет — ты особый сотрудник. Тебе отдельный график работы. Тебе возможность работать удаленно. Тебе отгулы, тебе меньше нагрузки по часам. Хочется сказать, что четырех дневная рабочая неделя, но это сложно уместить в полноценный формат, но как полугодовой или квартальный вариант — почему бы и нет. Если есть ребенок, то работаешь с сентября по май — 4 дня. До окончания школы. Закон!
И это уже не выплаты, а работа с доходом домохозяйства. Родитель сможет и воспитывать ребенка, и развивать карьеру.
Система поддержки должна быть направлена на доход. Не работающий родитель — не имеет льготы. Да, звучит неприятно, но вот реальность 21 века. Социальный конструкт «общество благосостояния», когда «всем на всё хватает» — это нарастить госдолг и переложить проблемы на будущие поколения. Мы это уже поняли. Тупиковая ветвь развития. Всем надо работать и работать актуально реальной экономики и рынку. Единственный вариант.
Другое дело, что в ответ за работу тебе много всего хорошего. Льготы и вычеты. Система поддержки работающего родителя — это налоговые вычеты и льготные банковские программы. Есть ребенок и ему нет 18 лет? Высокая депозитная ставка. Не только льготный займ, который непонятно чем обеспечивать, а депозит по накоплениям.
Пока родитель работает — он платит налоги. Всяческие. И вот пока у тебя сын или дочь до 18 лет — налоговый вычет. Хочешь раз в год и всю сумму, хочешь фактическая прибавка к месячной зарплате.
Вот это эффективно в 21 веке. Маткапитал, льготная ипотека — это меры, которые отрабатывают на ограниченную когорту. Такая поддержка не носит массовый характер. Иначе была бы другая статистика по демографии.
Надо работать с тем, что есть, а не жить в идеологическом пузыре. Цифровая экономика 21 века. Семья из мегаполиса 21 века.
Понимаете, разговоры о важном в 2025 году — это, как найти выгодные скидки на Уайлдберрис. Современная российская вся там — в корзине на Уайлдберрис.
Загрузка...
Меня уже второй день просят прокомментировать эту новость и исследование:
Наиболее уязвимыми оказались полные простые домохозяйства с детьми школьного возраста, риск оказаться за чертой бедности для них в 1,8 раза выше среднего.
В зону высокого риска также попали «сложные домохозяйства на этапе отделения детей от родителей» и неполные семьи. отмечается, что в простых семьях медианные среднедушевые доходы падают на 37% на этапе появления детей. Пика падения доходы достигают при возрасте детей от 7 до 15 лет, а затем постепенно увеличиваются.
А у меня ответ на это «А я же говорил!». И предлагал решения. И пытался убедить, что будет только хуже. Что однажды выйдет эта новость. Но куда там? Из бедности же все выходят и она сокращается, а рождаемость к 2030 году взлетит!
Видимо надо использовать все возможные (и невозможные тональности), чтобы в итоге достучаться наверх и началась реформа семьи. Перемены в самом отношении к современной российской семье. Не малоэффективная идеологизация «традиционности», которая в реальности дает вот эти цифры из исследований, а работа с «чем есть». Вот досталось такая сложная ситуация. Надо исправлять.
В ответ на это мне всегда прилетает, что я критикую «традиционные ценности».
Ой, дорогие мои. Я бы шел впереди колонны с плакатом «За традиционность!» и орал о ней на каждом углу, если бы только это помогало. Мне не форма важна, а результат. Чтобы бедности не было и разводимости. Чтобы детей можно было родить и они были счастливы. Если бы это всё обеспечивалось тем, что из каждого утюга про «традиционность» — я бы глотку сорвал.
Но. Десятки лет уже. А результат нет. Поэтому и ищешь что-то рабочее. Анализируешь ( #демография ), а что же такое современная российская семья. Какие у неё эволюционные надстройки. Что ей досталось от прошлых эпох (стоит признать не самых простых и весьма противоречивых эпох). Что у неё сейчас. Что её ждет в будущем.
Это всегда очень просто заявить: «за всё хорошее — против всего плохого». Но реальная политика — это не Кот Леопольд из мультика. Это анализ, анализ, анализ. Это работа с данными, с структурой и так далее. Это просто работа, а не пиар традиционности. На авось, уж простите.
Хорошо, что эта статистика попала в новости. Она отрезвляет. Может что-то изменится в ближайшие годы. Но я не уверен, если честно. Назовут новую дату «роста» и всё. Сокращение бедности среди семей школьников будет в 2030 году.
Остается только делать своё малое дело и надеяться, что кто-то услышит. Это грустная история, если честно. То, что случилось с демографией с 2015 года, когда пошло падение — это очень неприятное. Были все возможности удержать падение. Но всё поставили на одну карту, а она не зашла. Подвела удача.
Наиболее уязвимыми оказались полные простые домохозяйства с детьми школьного возраста, риск оказаться за чертой бедности для них в 1,8 раза выше среднего.
В зону высокого риска также попали «сложные домохозяйства на этапе отделения детей от родителей» и неполные семьи. отмечается, что в простых семьях медианные среднедушевые доходы падают на 37% на этапе появления детей. Пика падения доходы достигают при возрасте детей от 7 до 15 лет, а затем постепенно увеличиваются.
А у меня ответ на это «А я же говорил!». И предлагал решения. И пытался убедить, что будет только хуже. Что однажды выйдет эта новость. Но куда там? Из бедности же все выходят и она сокращается, а рождаемость к 2030 году взлетит!
Видимо надо использовать все возможные (и невозможные тональности), чтобы в итоге достучаться наверх и началась реформа семьи. Перемены в самом отношении к современной российской семье. Не малоэффективная идеологизация «традиционности», которая в реальности дает вот эти цифры из исследований, а работа с «чем есть». Вот досталось такая сложная ситуация. Надо исправлять.
В ответ на это мне всегда прилетает, что я критикую «традиционные ценности».
Ой, дорогие мои. Я бы шел впереди колонны с плакатом «За традиционность!» и орал о ней на каждом углу, если бы только это помогало. Мне не форма важна, а результат. Чтобы бедности не было и разводимости. Чтобы детей можно было родить и они были счастливы. Если бы это всё обеспечивалось тем, что из каждого утюга про «традиционность» — я бы глотку сорвал.
Но. Десятки лет уже. А результат нет. Поэтому и ищешь что-то рабочее. Анализируешь ( #демография ), а что же такое современная российская семья. Какие у неё эволюционные надстройки. Что ей досталось от прошлых эпох (стоит признать не самых простых и весьма противоречивых эпох). Что у неё сейчас. Что её ждет в будущем.
Это всегда очень просто заявить: «за всё хорошее — против всего плохого». Но реальная политика — это не Кот Леопольд из мультика. Это анализ, анализ, анализ. Это работа с данными, с структурой и так далее. Это просто работа, а не пиар традиционности. На авось, уж простите.
Хорошо, что эта статистика попала в новости. Она отрезвляет. Может что-то изменится в ближайшие годы. Но я не уверен, если честно. Назовут новую дату «роста» и всё. Сокращение бедности среди семей школьников будет в 2030 году.
Остается только делать своё малое дело и надеяться, что кто-то услышит. Это грустная история, если честно. То, что случилось с демографией с 2015 года, когда пошло падение — это очень неприятное. Были все возможности удержать падение. Но всё поставили на одну карту, а она не зашла. Подвела удача.
Загрузка...
Очередная часть цикл: Демография как национальная стратегия
V — Война и восстановление (1941-1960): демографическая катастрофа и её последствия
(1) #демография
Великая Отечественная война стала крупнейшей демографической катастрофой в истории России. Прямые потери — 27 миллионов человек. Косвенные последствия — нарушение половозрастной структуры населения, эффекты которого прослеживаются до настоящего времени через поколенческие волны.
Война радикально изменила демографическое поведение, семейные стратегии, роль женщин в обществе. Послевоенный период был попыткой восстановить демографический потенциал в условиях глубокого структурного дисбаланса. Многие нынешние демографические проблемы — это отложенные последствия той катастрофы.
Масштаб потерь и структурные искажения
Основные потери пришлись на мужчин призывного возраста (18-45 лет). Т.е. случился гендерный дисбаланс. После войны соотношение полов в этой возрастной группе — примерно 60 мужчин на 100 женщин. В некоторых регионах дисбаланс был ещё выше. Миллионы женщин буквально остались без возможности выйти замуж.
При этом выбыло наиболее продуктивное население — люди в возрасте максимальной экономической активности и репродуктивного потенциала. Это означало не только текущие потери, но и сокращение будущих рождений.
Всё это сформировало ту самую «демографическую яму». Резкое падение рождаемости в военные годы создало малочисленное поколение. Через 20-25 лет оно само вступило в репродуктивный возраст, создав вторичную волну низкой рождаемости. Эти волны прослеживаются и в последующих поколениях: 1990-е годы частично отражают эффекты той военной ямы.
Изменение роли женщин: от временной меры к постоянной реальности
Война закрепила тенденции, начавшиеся в 1930-е годы, о чем я уже говорил прежде. Но война сделала их необратимыми.
Массовая занятость. Женщины заменили ушедших на фронт мужчин на производстве, в сельском хозяйстве, на транспорте. К концу войны они составляли большинство рабочей силы во многих отраслях. После войны значительная часть женщин осталась на работе — не по идеологическим причинам, а по экономической необходимости.
Неполные семьи как массовое явление. Модель «одинокая мать с детьми» из исключения стала распространённым вариантом семейной структуры. Это изменило представление о том, что считать нормальной семьёй.
К 1950-м годам доля женщин среди студентов приближалась к 50%, а в педагогических и медицинских вузах превышала 60%. К концу 1950-х доля женщин среди научных работников достигла 30%. Т.е. женщины стали получать массовое образование.
Эти изменения создали новую реальность: женщина могла быть экономически независимой, образованной, профессионально реализованной. Вернуть её исключительно в материнскую роль стало невозможно.
Послевоенная семейная политика: усиление контроля
Государство столкнулось с задачей восстановления демографического потенциала в условиях структурного дефицита мужчин и приняло комплекс мер по усилению контроля за рождаемостью и семейной политики.
По указу 1944 года развод стал крайне сложным и дорогим: два судебных заседания, публикация в газете, пошлины от 500 до 2000 рублей при средней зарплате 400-500 рублей.
Признавались только зарегистрированные браки. Дети, рождённые вне брака, лишались права на установление отцовства.
Был введён налог на бездетность: 6% от заработка для бездетных граждан старше определённого возраста.
Также началась практика госстимулирование многодетности: «Мать-героиня» (10+ детей) с единовременной выплатой 5000 рублей (около 10 средних зарплат) плюс ежемесячные пособия, «Материнская слава» (7-9 детей) и медали Материнства (5-6 детей) также сопровождались выплатами.
Еще были оформлены пособия одиноким матерям. Это можно назвать признанием массового характера явления.
Демографические результаты: краткосрочный успех, долгосрочные проблемы
После войны случился компенсационный всплеск (1945-1950): суммарный коэффициент рождаемости достиг 2,8-3,0. Отложенные войной браки и рождения реализовались в короткий период.
Это сформировало послевоенное многочисленное поколение. Дети, рождённые в 1945-1955 годах, стали самым многочисленным поколением советской истории. Они обеспечили экономический рост 1960-70-х и демографический подъём 1980-х.
С 1946 по 1960 год население РСФСР выросло со 98 до 119 миллионов человек.
Но:
— Высокая рождаемость достигалась в тяжёлых условиях: жилищный кризис (разрушено более 1700 городов и 70 тысяч сёл), продовольственный дефицит, низкие доходы.
— Компенсационный эффект исчерпался к середине 1950-х. К 1960-м годам суммарный коэффициент упал до 2,3-2,5 и продолжил снижение.
— Гендерный дисбаланс для поколения 1920-х годов рождения сохранялся до конца жизни.
Урбанизация и трансформация семьи
С 1939 по 1959 год доля городского населения выросла с 36 до 52%. К 1960 году уже большинство населения СССР жило в городах. Рост городского населения обеспечивался за счет роста жилищного строительства. «Хрущёвки» (с конца 1950-х) впервые дали массовое отдельное жильё нуклеарным семьям. До этого преобладали коммунальные квартиры и бараки.
Как следствие форсированной урбанизации пошло сокращение размера семьи. К 1959 году средний размер — 3,6 человека (городская — 3,3, сельская — 4,0). Многопоколенные семьи стали редкостью.
Всё это привело к изменению функций семьи. Она окончательно перестала быть производственной единицей. Работа, образование, значительная часть быта были делегированы институтам. Остались функции эмоциональной поддержки и воспитания.
Институциональная поддержка: количество без качества
Государство активно развивало инфраструктуру для работающих матерей, но с существенными ограничениями. Ясли и детские сады открывались нередко и количество мест росло, но всё же отставало от потребностей. Демографический рост опережал инфраструктурное насыщение. Очереди, дефицит воспитателей, низкая оплата труда – это общая тенденция. Негативная по последствиям.
Да, был декретный отпуск: 112 дней с сохранением заработка, что было достаточно прогрессивно по мировым меркам. Но отсутствие более длительного отпуска по уходу означало раннее возвращение на работу и необходимость яслей с 2-3 месяцев. Что перегружало систему, которая не давала требуемое количество свободных мест.
К концу 1950-х СССР достиг европейских стандартов по материнской и младенческой смертности. Тут качество поддержки и помощи было на передовом уровне.
Также общая проблема была в том, что инфраструктура создавалась слишком быстро, в условиях дефицита ресурсов и времени. Поэтому общее качество было низким. Плюс переполненные группы, а значит формальный подход и недостаток индивидуального внимания.
Культурное противоречие: три роли одновременно
Послевоенная культура требовала от советской женщины несовместимого. Три в одной.
С одной стороны, была героизация материнства. Многодетная мать — образец для подражания. Материнство — святой долг перед Родиной.
С другой, обязательство профессиональной реализации. Женщина должна работать, быть активным строителем коммунизма, повышать квалификацию и восстанавливать страну.
И третья сторона: традиционные роли в быту. При равенстве на производстве — в семье сохранялось традиционное распределение обязанностей.
Как результат: тройная нагрузка (работа + материнство + быт). Многие женщины начали сознательно ограничивать количество детей, понимая невозможность тянуть все три роли.
Начало демографического перехода
1950-е годы — точка окончательного вступления СССР в фазу демографического перехода.
После компенсационного всплеска сразу после войны началось устойчивое снижение. В городах суммарный коэффициент приближался к 2,0.
С другой стороны начался рост средней продолжительности жизни. К 1960 году — 68 лет (мужчины — 63, женщины — 72). Это уже было сопоставимо с развитыми странами.
Также можно констатировать, что случился переход от многодетности (5-7 детей) к малодетности (2-3 ребёнка, в городах — 1-2).
Следующим показателем начала демографического перехода был рост возраста вступления в брак. Медленно, но устойчиво. Образование и карьера начали оттягивать браки. При этом шел рост разводов: несмотря на сложность процедуры — примерно 1 развод на 10 браков к концу 1950-х.
Долгосрочные последствия этого периода
Поколенческие волны. Малочисленное военное поколение перешло в демографическую яма 1960-х, которая породила малочисленное поколение 1990-х, которое вылилось в текущие проблемы. Эффекты прослеживаются даже через 80 лет после войны.
Закрепление модели работающей женщины. Вернуть женщину исключительно в домашнюю сферу стало невозможно. Экономически.
Завершение нуклеаризации. Переход к малой семье (родители + дети) завершился окончательно. Нуклеарная городская семья имела уже доминирующий массовый эффект.
Рост потребностей. Послевоенное поколение начало массово требовать улучшения качества жизни — отдельного жилья, товаров, возможностей развития.
Выводы для демографической стратегии
Первый. Компенсационные всплески рождаемости после катастроф временны и не создают устойчивого тренда.
Второй. Материальные стимулы работают ограниченно и только в условиях тотального государственного контроля над ресурсами.
Третий. Стало еще более актуально, что затруднение разводов не укрепляет институт семьи, а удерживает людей в формальных союзах при фактическом распаде отношений.
Четвертый. Совмещение материнства и карьеры требует качественной и достаточной инфраструктурной поддержки. Если инфраструктура отстаёт — женщины выбирают между детьми и работой.
Пятый. Образование женщин снижает рождаемость, но повышает качество воспитания. Образованная мать рожает меньше, но инвестирует в каждого ребёнка больше, что позволяет следующему поколению быть устойчивей.
Шестой. Демографические последствия катастроф прослеживаются через несколько поколений. Война 1941-1945 годов влияет на демографию России спустя 80 лет.
Следующая часть цикла: Поздний СССР (1960-1991). Как образованное урбанизированное общество начало требовать права на выбор и почему советская модель исчерпала свой потенциал.
V — Война и восстановление (1941-1960): демографическая катастрофа и её последствия
(1) #демография
Великая Отечественная война стала крупнейшей демографической катастрофой в истории России. Прямые потери — 27 миллионов человек. Косвенные последствия — нарушение половозрастной структуры населения, эффекты которого прослеживаются до настоящего времени через поколенческие волны.
Война радикально изменила демографическое поведение, семейные стратегии, роль женщин в обществе. Послевоенный период был попыткой восстановить демографический потенциал в условиях глубокого структурного дисбаланса. Многие нынешние демографические проблемы — это отложенные последствия той катастрофы.
Масштаб потерь и структурные искажения
Основные потери пришлись на мужчин призывного возраста (18-45 лет). Т.е. случился гендерный дисбаланс. После войны соотношение полов в этой возрастной группе — примерно 60 мужчин на 100 женщин. В некоторых регионах дисбаланс был ещё выше. Миллионы женщин буквально остались без возможности выйти замуж.
При этом выбыло наиболее продуктивное население — люди в возрасте максимальной экономической активности и репродуктивного потенциала. Это означало не только текущие потери, но и сокращение будущих рождений.
Всё это сформировало ту самую «демографическую яму». Резкое падение рождаемости в военные годы создало малочисленное поколение. Через 20-25 лет оно само вступило в репродуктивный возраст, создав вторичную волну низкой рождаемости. Эти волны прослеживаются и в последующих поколениях: 1990-е годы частично отражают эффекты той военной ямы.
Изменение роли женщин: от временной меры к постоянной реальности
Война закрепила тенденции, начавшиеся в 1930-е годы, о чем я уже говорил прежде. Но война сделала их необратимыми.
Массовая занятость. Женщины заменили ушедших на фронт мужчин на производстве, в сельском хозяйстве, на транспорте. К концу войны они составляли большинство рабочей силы во многих отраслях. После войны значительная часть женщин осталась на работе — не по идеологическим причинам, а по экономической необходимости.
Неполные семьи как массовое явление. Модель «одинокая мать с детьми» из исключения стала распространённым вариантом семейной структуры. Это изменило представление о том, что считать нормальной семьёй.
К 1950-м годам доля женщин среди студентов приближалась к 50%, а в педагогических и медицинских вузах превышала 60%. К концу 1950-х доля женщин среди научных работников достигла 30%. Т.е. женщины стали получать массовое образование.
Эти изменения создали новую реальность: женщина могла быть экономически независимой, образованной, профессионально реализованной. Вернуть её исключительно в материнскую роль стало невозможно.
Послевоенная семейная политика: усиление контроля
Государство столкнулось с задачей восстановления демографического потенциала в условиях структурного дефицита мужчин и приняло комплекс мер по усилению контроля за рождаемостью и семейной политики.
По указу 1944 года развод стал крайне сложным и дорогим: два судебных заседания, публикация в газете, пошлины от 500 до 2000 рублей при средней зарплате 400-500 рублей.
Признавались только зарегистрированные браки. Дети, рождённые вне брака, лишались права на установление отцовства.
Был введён налог на бездетность: 6% от заработка для бездетных граждан старше определённого возраста.
Также началась практика госстимулирование многодетности: «Мать-героиня» (10+ детей) с единовременной выплатой 5000 рублей (около 10 средних зарплат) плюс ежемесячные пособия, «Материнская слава» (7-9 детей) и медали Материнства (5-6 детей) также сопровождались выплатами.
Еще были оформлены пособия одиноким матерям. Это можно назвать признанием массового характера явления.
Демографические результаты: краткосрочный успех, долгосрочные проблемы
После войны случился компенсационный всплеск (1945-1950): суммарный коэффициент рождаемости достиг 2,8-3,0. Отложенные войной браки и рождения реализовались в короткий период.
Это сформировало послевоенное многочисленное поколение. Дети, рождённые в 1945-1955 годах, стали самым многочисленным поколением советской истории. Они обеспечили экономический рост 1960-70-х и демографический подъём 1980-х.
С 1946 по 1960 год население РСФСР выросло со 98 до 119 миллионов человек.
Но:
— Высокая рождаемость достигалась в тяжёлых условиях: жилищный кризис (разрушено более 1700 городов и 70 тысяч сёл), продовольственный дефицит, низкие доходы.
— Компенсационный эффект исчерпался к середине 1950-х. К 1960-м годам суммарный коэффициент упал до 2,3-2,5 и продолжил снижение.
— Гендерный дисбаланс для поколения 1920-х годов рождения сохранялся до конца жизни.
Урбанизация и трансформация семьи
С 1939 по 1959 год доля городского населения выросла с 36 до 52%. К 1960 году уже большинство населения СССР жило в городах. Рост городского населения обеспечивался за счет роста жилищного строительства. «Хрущёвки» (с конца 1950-х) впервые дали массовое отдельное жильё нуклеарным семьям. До этого преобладали коммунальные квартиры и бараки.
Как следствие форсированной урбанизации пошло сокращение размера семьи. К 1959 году средний размер — 3,6 человека (городская — 3,3, сельская — 4,0). Многопоколенные семьи стали редкостью.
Всё это привело к изменению функций семьи. Она окончательно перестала быть производственной единицей. Работа, образование, значительная часть быта были делегированы институтам. Остались функции эмоциональной поддержки и воспитания.
Институциональная поддержка: количество без качества
Государство активно развивало инфраструктуру для работающих матерей, но с существенными ограничениями. Ясли и детские сады открывались нередко и количество мест росло, но всё же отставало от потребностей. Демографический рост опережал инфраструктурное насыщение. Очереди, дефицит воспитателей, низкая оплата труда – это общая тенденция. Негативная по последствиям.
Да, был декретный отпуск: 112 дней с сохранением заработка, что было достаточно прогрессивно по мировым меркам. Но отсутствие более длительного отпуска по уходу означало раннее возвращение на работу и необходимость яслей с 2-3 месяцев. Что перегружало систему, которая не давала требуемое количество свободных мест.
К концу 1950-х СССР достиг европейских стандартов по материнской и младенческой смертности. Тут качество поддержки и помощи было на передовом уровне.
Также общая проблема была в том, что инфраструктура создавалась слишком быстро, в условиях дефицита ресурсов и времени. Поэтому общее качество было низким. Плюс переполненные группы, а значит формальный подход и недостаток индивидуального внимания.
Культурное противоречие: три роли одновременно
Послевоенная культура требовала от советской женщины несовместимого. Три в одной.
С одной стороны, была героизация материнства. Многодетная мать — образец для подражания. Материнство — святой долг перед Родиной.
С другой, обязательство профессиональной реализации. Женщина должна работать, быть активным строителем коммунизма, повышать квалификацию и восстанавливать страну.
И третья сторона: традиционные роли в быту. При равенстве на производстве — в семье сохранялось традиционное распределение обязанностей.
Как результат: тройная нагрузка (работа + материнство + быт). Многие женщины начали сознательно ограничивать количество детей, понимая невозможность тянуть все три роли.
Начало демографического перехода
1950-е годы — точка окончательного вступления СССР в фазу демографического перехода.
После компенсационного всплеска сразу после войны началось устойчивое снижение. В городах суммарный коэффициент приближался к 2,0.
С другой стороны начался рост средней продолжительности жизни. К 1960 году — 68 лет (мужчины — 63, женщины — 72). Это уже было сопоставимо с развитыми странами.
Также можно констатировать, что случился переход от многодетности (5-7 детей) к малодетности (2-3 ребёнка, в городах — 1-2).
Следующим показателем начала демографического перехода был рост возраста вступления в брак. Медленно, но устойчиво. Образование и карьера начали оттягивать браки. При этом шел рост разводов: несмотря на сложность процедуры — примерно 1 развод на 10 браков к концу 1950-х.
Долгосрочные последствия этого периода
Поколенческие волны. Малочисленное военное поколение перешло в демографическую яма 1960-х, которая породила малочисленное поколение 1990-х, которое вылилось в текущие проблемы. Эффекты прослеживаются даже через 80 лет после войны.
Закрепление модели работающей женщины. Вернуть женщину исключительно в домашнюю сферу стало невозможно. Экономически.
Завершение нуклеаризации. Переход к малой семье (родители + дети) завершился окончательно. Нуклеарная городская семья имела уже доминирующий массовый эффект.
Рост потребностей. Послевоенное поколение начало массово требовать улучшения качества жизни — отдельного жилья, товаров, возможностей развития.
Выводы для демографической стратегии
Первый. Компенсационные всплески рождаемости после катастроф временны и не создают устойчивого тренда.
Второй. Материальные стимулы работают ограниченно и только в условиях тотального государственного контроля над ресурсами.
Третий. Стало еще более актуально, что затруднение разводов не укрепляет институт семьи, а удерживает людей в формальных союзах при фактическом распаде отношений.
Четвертый. Совмещение материнства и карьеры требует качественной и достаточной инфраструктурной поддержки. Если инфраструктура отстаёт — женщины выбирают между детьми и работой.
Пятый. Образование женщин снижает рождаемость, но повышает качество воспитания. Образованная мать рожает меньше, но инвестирует в каждого ребёнка больше, что позволяет следующему поколению быть устойчивей.
Шестой. Демографические последствия катастроф прослеживаются через несколько поколений. Война 1941-1945 годов влияет на демографию России спустя 80 лет.
Следующая часть цикла: Поздний СССР (1960-1991). Как образованное урбанизированное общество начало требовать права на выбор и почему советская модель исчерпала свой потенциал.
Загрузка...
Загрузка...
Мантуров поручил проработать возможность отсрочки новых правил по утильсбору, которые планировали ввести 1 ноября. При этом будет ли «новшество» просто отсрочено или полностью пересмотрено — конкретики нет.
Если коротко, то Мантуров сказал Алиханову, чтобы тот что-то сделал, а то Путин недоволен.
Это к вчерашнему разговору про соцопросики и таблички из АП. Как это работает, когда не пустое, а реально затрагивает население.
Про ультрасбор ведь собирали всю социологию и давали хорошие (очень даже) бюджеты, чтобы его «разъяснить». Но сетевая вертикальная структура общественного мнения давно уже не контролируется через старые схемки.
Но слишком много хороших людей в бюджетах этих схемок, поэтому такие провалы как с ультрасбором будут часто.
Если коротко, то Мантуров сказал Алиханову, чтобы тот что-то сделал, а то Путин недоволен.
Это к вчерашнему разговору про соцопросики и таблички из АП. Как это работает, когда не пустое, а реально затрагивает население.
Про ультрасбор ведь собирали всю социологию и давали хорошие (очень даже) бюджеты, чтобы его «разъяснить». Но сетевая вертикальная структура общественного мнения давно уже не контролируется через старые схемки.
Но слишком много хороших людей в бюджетах этих схемок, поэтому такие провалы как с ультрасбором будут часто.
Загрузка...
Про бюджет
Вчера случилась новая формулировка нашей любимой темы, господин Силуанов назвал дефицит бюджета — безопасным. На безопасном уровне.
Мне понравилась эта цитата. И мне в целом импонирует подход к этой проблеме от Минфина. Я бы назвал его трезвым. Не как у нас иногда бывает, что «санкции нам только на пользу», а «всё непросто, но мы нашли рациональный выход из ситуации».
Может быть стоит назвать этот подход в чем-то медицинским. В том смысле, что ты меришь все категориями «болезнь-выздоровление». Повышаешь НДС до 22% в том числе для того, чтобы сдерживать спрос. Да, он регрессивно бьет по бизнесу и потребителю, но еще больше по ним бы ударила инфляция. А так есть вероятность её сдержать и снизить. Тем самым дать возможность ЦБ опустить ставку и сбалансировать экономику.
Т.е. пациент болен и нужно лечение. Да, оно неприятное и будет больно, но без него будет еще хуже. А может и совсем плохо.
Там еще было про «налог на богатых», которого пока не будет. Это конечно несколько символическое мероприятие, которое дает политический бонус, а не бюджетный. Сборы будут весьма ограниченными и сложными по администрированию. Поэтому, мне кажется, что вернутся к теме в 2026 и под выборы. Богатые тоже платят — это предвыборный лозунг.
Также Силуанов был весьма честен по нефтегазовому сектору. Не трогать возврат НДС и НДФЛ для экспортеров — это база. Это макроустойчивость. Стабильный (даже в минимальном варианте) приток нефтегазовых доходов снижает нагрузку на курс рубля и потенциал заимствований. Общая задача — держать минимум роста. Не рисковать.
Бюджетная политика на ближайшие годы — это сдержанный рост за счет стабилизации. Чтобы бизнес и потребитель мог закладывать нагрузку. Просто не будет, факт. Но и резких кризисов также не стоит ожидать. Контролируемая инфляция и безопасный уровень дефицита.
Выздоровление, после курса лечения.
Вчера случилась новая формулировка нашей любимой темы, господин Силуанов назвал дефицит бюджета — безопасным. На безопасном уровне.
Мне понравилась эта цитата. И мне в целом импонирует подход к этой проблеме от Минфина. Я бы назвал его трезвым. Не как у нас иногда бывает, что «санкции нам только на пользу», а «всё непросто, но мы нашли рациональный выход из ситуации».
Может быть стоит назвать этот подход в чем-то медицинским. В том смысле, что ты меришь все категориями «болезнь-выздоровление». Повышаешь НДС до 22% в том числе для того, чтобы сдерживать спрос. Да, он регрессивно бьет по бизнесу и потребителю, но еще больше по ним бы ударила инфляция. А так есть вероятность её сдержать и снизить. Тем самым дать возможность ЦБ опустить ставку и сбалансировать экономику.
Т.е. пациент болен и нужно лечение. Да, оно неприятное и будет больно, но без него будет еще хуже. А может и совсем плохо.
Там еще было про «налог на богатых», которого пока не будет. Это конечно несколько символическое мероприятие, которое дает политический бонус, а не бюджетный. Сборы будут весьма ограниченными и сложными по администрированию. Поэтому, мне кажется, что вернутся к теме в 2026 и под выборы. Богатые тоже платят — это предвыборный лозунг.
Также Силуанов был весьма честен по нефтегазовому сектору. Не трогать возврат НДС и НДФЛ для экспортеров — это база. Это макроустойчивость. Стабильный (даже в минимальном варианте) приток нефтегазовых доходов снижает нагрузку на курс рубля и потенциал заимствований. Общая задача — держать минимум роста. Не рисковать.
Бюджетная политика на ближайшие годы — это сдержанный рост за счет стабилизации. Чтобы бизнес и потребитель мог закладывать нагрузку. Просто не будет, факт. Но и резких кризисов также не стоит ожидать. Контролируемая инфляция и безопасный уровень дефицита.
Выздоровление, после курса лечения.
Загрузка...
Про Трампа
… можно каждый день писать новый пост и он всегда будет актуальным. Что значит, человек из шоу-бизнеса. Умеет держать внимание и создавать инфо-поводы.
Только МВФ заявил, что более-менее понимает, как оценивать последствия «торговых войн», как новый виток главного противостояния. Китай упирается, а Трамп отвечает (https://t.me/kontext_channel/61823).
Особенность этого этапа в том, что это не война «дефицитов». Т.е. не про торговлю в целом, а про конкретику в технологическом и валютном секторах. Трамп хочет пошатнуть технологический рост Китая и дать американским компаниям большую долю рынка. Он хочет усилить доллар (или хотя бы сохранить его позиции). Китай отвечает зеркально и хочет усилить своё и ослабить американское.
Мы вот часто говорим про многополярность. Но по факту «большая игра» — это Китай против США. А все остальные вовлечены и имеют своё влияние. Индия, как отдельный игрок — это пока еще нет. Она ближе к России и ЕС. Значимая часть, но не определяющая.
А нам в РФ — нормально. Цены на энергоресурсы будут расти. Да, мировая торговля будет стагнировать и глобальный рынок будет сужаться, но мы там и не большие игроки, чтобы переживать.
Всех хуже ЕС и Британии. Они зависимы и от Китая, и от доллара. Но, как говорится, за что боролись. Были бы элиты помудрее, то страховались бы российским (и не только) газом и ресурсами. В том числе и редкоземельными, которые Китай явно будет завышать по цене и по доступности. Везде для Европы минусы.
Прогнозы делать тут сложно. Но моя сугубо субъективная оценка, что мир ждет раскол на два лагеря. Юань против доллара. БРИКС против Атлантики. Это линия противостояния на десятилетия вперед.
И что подчеркивает эта фаза — высокие технологии в авангарде. Пузырь ИИ и всего хайтека в США и Китае — это главные деньги прямо сейчас. Главный ресурс. Вся глобальная экономика затягивается в эту воронку. И кто в ней будет «самый крутой» — тот и будет определять будущее второй четверти 21 века. За это и борьба. Война.
… можно каждый день писать новый пост и он всегда будет актуальным. Что значит, человек из шоу-бизнеса. Умеет держать внимание и создавать инфо-поводы.
Только МВФ заявил, что более-менее понимает, как оценивать последствия «торговых войн», как новый виток главного противостояния. Китай упирается, а Трамп отвечает (https://t.me/kontext_channel/61823).
Особенность этого этапа в том, что это не война «дефицитов». Т.е. не про торговлю в целом, а про конкретику в технологическом и валютном секторах. Трамп хочет пошатнуть технологический рост Китая и дать американским компаниям большую долю рынка. Он хочет усилить доллар (или хотя бы сохранить его позиции). Китай отвечает зеркально и хочет усилить своё и ослабить американское.
Мы вот часто говорим про многополярность. Но по факту «большая игра» — это Китай против США. А все остальные вовлечены и имеют своё влияние. Индия, как отдельный игрок — это пока еще нет. Она ближе к России и ЕС. Значимая часть, но не определяющая.
А нам в РФ — нормально. Цены на энергоресурсы будут расти. Да, мировая торговля будет стагнировать и глобальный рынок будет сужаться, но мы там и не большие игроки, чтобы переживать.
Всех хуже ЕС и Британии. Они зависимы и от Китая, и от доллара. Но, как говорится, за что боролись. Были бы элиты помудрее, то страховались бы российским (и не только) газом и ресурсами. В том числе и редкоземельными, которые Китай явно будет завышать по цене и по доступности. Везде для Европы минусы.
Прогнозы делать тут сложно. Но моя сугубо субъективная оценка, что мир ждет раскол на два лагеря. Юань против доллара. БРИКС против Атлантики. Это линия противостояния на десятилетия вперед.
И что подчеркивает эта фаза — высокие технологии в авангарде. Пузырь ИИ и всего хайтека в США и Китае — это главные деньги прямо сейчас. Главный ресурс. Вся глобальная экономика затягивается в эту воронку. И кто в ней будет «самый крутой» — тот и будет определять будущее второй четверти 21 века. За это и борьба. Война.
Загрузка...
Кушнер объяснил их подход просто:
«Быть людьми дела — это совсем другой спорт.»
«Нужно сначала добиться “да”, а детали обсудить потом.»
Такой прагматичный стиль позволил продвинуть процесс, когда стороны начали выполнять первый этап плана и обсуждать освобождение заложников.
«Сейчас время быть позитивными», — сказал Кушнер израильской стороне.
Вот это: «сначала добиться „да“, а детали обсудим потом» — это ключевое противоречие в отношениях с Москвой. Или даже скажем прямо: с Путиным.
У нашего Президента ровно обратный политический менталитет. Сначала скрупулезная работа над деталями, первопричинами, проработка всех условий заключения сделки, а потом уже «да». Как это озвучивается в контексте пресловутой «встречи лидеров» — сначала нужна детальная проработка и подготовка.
Некоторые оценивают эту тактику Кремля как «затягивание», но я не соглашусь. Продолжение конфликта и санкционные ограничения — не выгодны Москве. Не выгодны Путину. Он искренне хочет добиться результата с минимальными потерями.
Всё дело в том, что он уже сказал «да» и подписал Минские. Детали которых наслаивались потом. Опять же можно говорить, что все акторы подписались под соглашением, чтобы «готовиться к конфликту». Но это перманентное состояние любой сверхдержавы — готовиться к конфликту. Москва сейчас готовится и прорабатывает варианты конфликта с Китаем. Это не означает, что она собирается в нем участвовать и его провоцировать. Это означает, что она будет готова отреагировать, если конфликт спровоцируют против неё. Режим готовности к войне со всеми — это база для стратегического развития большой (да и малой) страны.
Поэтому, нет. Я не могу сказать, что стороны целенаправленно готовились к конфликту. Противостояние набирало обороты, но не так, чтобы Минские служили прямой отсрочкой. И Меркель, и Путин подписывались, чтобы не допустить эскалации. Найти мирное решение. Я оцениваю это именно так.
Но не сработало. И вот тут оценка Президента Путина видимо в том, что не было нужной проработки. Не все детали и первопричины были включены.
И сейчас поэтому такая «возня». Которая претит администрации Трампа. Я повторю в очередной раз мысль, которую я высказывал с самого начала: личное доверие Путина к Трампу — это ключ к решению конфликта. Трамп не пойдет на условия Путина. Это было очевидно всегда. Нет такой силы у Москвы, которая бы заставила США пойти на сделку на условиях Путина. Президент России может только согласиться на эту «сделку Трампа». Сначала «да», а потом обсудим. Америкацентризм только усилился при Трампе.
Также повторюсь: я не вижу, почему Путин может сказать «да».
Конфликт пока не имеет договорного решения. Только на земле. А это два-три года.
Мой прогноз в этом смысле прежний. СВО будет продолжено и в 2026, и в в 2027. И как раз «сделка по Газе» будет для Путина еще одним аргументом не говорить: «Да», а детали обсудим потом". Потому что никакого будущего у этой сделки нет. Трамп «добьётся мира». Получит порцию медийного хайпа в моменте, загнет очередной палец и скажет, что остановил уже восемь войн. И всё.
Конфликт продолжится. Начнется новая эскалация, которую Трамп или не будет замечать. Или оформит девятую сделку и подпишет еще один мир по Газе. А потом десятый мир.
Путин слишком опытный политик, чтобы согласиться на такое.
«Быть людьми дела — это совсем другой спорт.»
«Нужно сначала добиться “да”, а детали обсудить потом.»
Такой прагматичный стиль позволил продвинуть процесс, когда стороны начали выполнять первый этап плана и обсуждать освобождение заложников.
«Сейчас время быть позитивными», — сказал Кушнер израильской стороне.
Вот это: «сначала добиться „да“, а детали обсудим потом» — это ключевое противоречие в отношениях с Москвой. Или даже скажем прямо: с Путиным.
У нашего Президента ровно обратный политический менталитет. Сначала скрупулезная работа над деталями, первопричинами, проработка всех условий заключения сделки, а потом уже «да». Как это озвучивается в контексте пресловутой «встречи лидеров» — сначала нужна детальная проработка и подготовка.
Некоторые оценивают эту тактику Кремля как «затягивание», но я не соглашусь. Продолжение конфликта и санкционные ограничения — не выгодны Москве. Не выгодны Путину. Он искренне хочет добиться результата с минимальными потерями.
Всё дело в том, что он уже сказал «да» и подписал Минские. Детали которых наслаивались потом. Опять же можно говорить, что все акторы подписались под соглашением, чтобы «готовиться к конфликту». Но это перманентное состояние любой сверхдержавы — готовиться к конфликту. Москва сейчас готовится и прорабатывает варианты конфликта с Китаем. Это не означает, что она собирается в нем участвовать и его провоцировать. Это означает, что она будет готова отреагировать, если конфликт спровоцируют против неё. Режим готовности к войне со всеми — это база для стратегического развития большой (да и малой) страны.
Поэтому, нет. Я не могу сказать, что стороны целенаправленно готовились к конфликту. Противостояние набирало обороты, но не так, чтобы Минские служили прямой отсрочкой. И Меркель, и Путин подписывались, чтобы не допустить эскалации. Найти мирное решение. Я оцениваю это именно так.
Но не сработало. И вот тут оценка Президента Путина видимо в том, что не было нужной проработки. Не все детали и первопричины были включены.
И сейчас поэтому такая «возня». Которая претит администрации Трампа. Я повторю в очередной раз мысль, которую я высказывал с самого начала: личное доверие Путина к Трампу — это ключ к решению конфликта. Трамп не пойдет на условия Путина. Это было очевидно всегда. Нет такой силы у Москвы, которая бы заставила США пойти на сделку на условиях Путина. Президент России может только согласиться на эту «сделку Трампа». Сначала «да», а потом обсудим. Америкацентризм только усилился при Трампе.
Также повторюсь: я не вижу, почему Путин может сказать «да».
Конфликт пока не имеет договорного решения. Только на земле. А это два-три года.
Мой прогноз в этом смысле прежний. СВО будет продолжено и в 2026, и в в 2027. И как раз «сделка по Газе» будет для Путина еще одним аргументом не говорить: «Да», а детали обсудим потом". Потому что никакого будущего у этой сделки нет. Трамп «добьётся мира». Получит порцию медийного хайпа в моменте, загнет очередной палец и скажет, что остановил уже восемь войн. И всё.
Конфликт продолжится. Начнется новая эскалация, которую Трамп или не будет замечать. Или оформит девятую сделку и подпишет еще один мир по Газе. А потом десятый мир.
Путин слишком опытный политик, чтобы согласиться на такое.
Загрузка...
Новая часть цикла: Демография как национальная стратегия
III — От крестьянской реформы до революции
(1) #демография
1861 год — отмена крепостного права. Формально — освобождение крестьян. Фактически — запуск процесса, который за полвека полностью разрушит традиционную семейную структуру.
Патриархальная модель, просуществовавшая столетия, рухнула не из-за моральной деградации или западного влияния. Её убили экономические факторы: индустриализация, урбанизация, появление рынка труда и трудовой мобильности.
К началу XX века широкая крестьянская семья находилась в глубоком кризисе. Малая семья (муж + жена + дети) начала отделяться и требовать суверенности. Женщины и младшие поколения бунтовали против патриархального контроля.
Этот период критически важен для понимания современных демографических процессов, потому что именно тогда сформировалось фундаментальное противоречие, с которым мы живём до сих пор: конфликт между запросом на индивидуальный выбор и культурной инерцией патриархальных установок.
Экономический базис: почему традиция перестала работать
Патриархальная семья была эффективна в условиях натурального хозяйства. Семья производила всё сама, жила на то, что произвела. Широкая структура обеспечивала взаимозаменяемость и устойчивость к рискам.
Пореформенная Россия — это начало индустриального переворота. Медленного, противоречивого, но необратимого.
Ключевые процессы:
Развитие промышленности и торговли. Появляются фабрики, заводы, железные дороги. Формируется рынок наёмного труда. Крестьянин может уйти в город и работать за зарплату.
Рост городов. Урбанизация ускоряется. С 1861 по 1914 год городское население увеличивается в 3-4 раза. Города становятся центрами притяжения для тех, кто хочет вырваться из деревенской зависимости.
Трудовая миграция. Сначала сезонная — мужчины уходят на заработки в город, возвращаются в деревню. Потом постоянная — малые семьи переезжают насовсем.
Частная собственность и товарно-денежные отношения. Земля перестаёт быть исключительно общинной. Появляется возможность купить, продать, накопить капитал. Возникает имущественное расслоение.
Всё это означает одно: массовая крестьянская малая семья получает экономическую альтернативу. Раньше выжить вне широкой общинной структуры было невозможно. Теперь — возможно. Муж и жена могут работать на фабрике, снимать жильё в городе, содержать себя и детей без помощи родителей и общины.
И как только эта возможность появилась — недостатки патриархальной модели стали перевешивать преимущества. О чем я говорил прежде.
Бабий бунт: женщины как драйверы перемен
Женщины первыми ощутили новые возможности. И первыми начали разрушать традиционную структуру. Почему именно женщины? Потому что в патриархальной семье они были наиболее угнетаемым классом.
Глеб Успенский (конец XIX века): «Женский труд в крестьянской семье и хозяйстве ужасен, поистине ужасен. Глубокого уважения достойна всякая крестьянская женщина, потому что эпитет «мученица», право, не преувеличение почти ко всякой крестьянской женщине».
Каторжный труд в поле и по хозяйству. Бесправие — зависимость от мужа, свёкра, свекрови. Сексуальная эксплуатация (+снохачество). Ранние браки по решению родителей. Непрерывные роды. Высокая смертность при родах.
Когда появилась возможность работать на фабрике и получать собственный заработок — женщины начали уходить из деревень. Сначала в качестве сезонных работниц. Потом — навсегда.
Работа на фабрике тоже была тяжёлой. Но она давала то, чего не было в деревне: экономическую независимость.
С собственным заработком женщина могла:
— Содержать себя без мужа
— Откладывать брак на более поздний возраст
— Выбирать партнёра по собственному желанию, а не по решению родителей
— Уйти от мужа, если он пьёт или бьёт
Это не означало лёгкую жизнь. Но это означало выбор. А выбор это и есть суверенность.
Поколенческий бунт: младшие против старших
Второй очаг сопротивления патриархату — младшие поколения. В традиционной семье младшие члены находились в полной зависимости от старших. Родители решали всё: кого взять в жёны, какую профессию осваивать, когда жениться, как вести хозяйство. Младший сын мог быть женатым, иметь детей — и всё равно оставаться бесправным подчинённым отца.
Пока экономика была аграрной, альтернативы не было. Земля — в руках общины и старших поколений. Без их поддержки не выжить. Но индустриализация изменила расклад. Младшее поколение могло уйти в город, заработать там, получить независимость. И начало уходить массово.
К началу XX века этот процесс стал массовым. Деревня теряла молодёжь. Города росли за счёт крестьянской миграции.
Славянофильская реакция: когда элиты не понимают реальности
Процесс распада патриархальной семьи не остался незамеченным. Элиты отреагировали предсказуемо: обвинили во всём Запад и призвали вернуться к традициям.
Иван Киреевский (славянофил, середина XIX века) называл женскую эмансипацию «нравственным гниением высшего класса европейского общества, абсолютно чуждым русской традиции и культуре».
То есть снохачество, каторжный женский труд, полный контроль — это «русская культура». А право женщины выбирать мужа и контролировать свою жизнь — «западное гниение».
Лев Толстой (конец XIX века):
«Смотри на общество женщин как на необходимую неприятность жизни общественной и, сколько можно, удаляйся от них».
«Всё было бы хорошо, кабы только они (женщины) были на своем месте, т.е. смиренны».
«Мы увидим, что никакой надобности нет придумывать исход для отрожавшихся и не нашедших мужа женщин: на этих женщин без контор, кафедр и телеграфов всегда есть и было требование, превышающее предложение. Повивальные бабки, няньки, экономки, распутные женщины».
Женщина, которая хочет работать, учиться, делать карьеру — это угроза. Её место — повивальная бабка, нянька или проститутка.
Аналогично про Европу. Киреевский и Толстой предрекали, что Франция, Германия и США загниют и рухнут из-за эмансипации женщин и ослабления патриархата.
Что произошло на самом деле? Европа и США продолжили развиваться. Продолжительность жизни росла. Экономика росла. Образование росло. Права женщин расширялись.
А Россия, цеплявшаяся за патриархальную общинность, оставалась аграрной, бедной, с чудовищной смертностью и низким уровнем жизни. К 1917 году противоречия достигли критической массы. Случилась революция.
Демографические сдвиги: начало перехода
Пореформенный период — это начало демографического перехода в России. Смертность начала падать. Не резко, но заметно. Развитие медицины, улучшение гигиены, рост уровня жизни в городах. Из 100 родившихся доживать до взрослого возраста стало больше.
Рождаемость начала снижаться. Медленно, с запозданием относительно Европы, но тренд пошёл. Женщины, получившие доступ к городскому рынку труда, начали откладывать браки и рожать меньше детей.
Средний размер семьи стал сокращаться. Широкие семьи распадались. Малые семьи становились нормой в городах.
Возраст вступления в брак начал расти. В городах женщины стали выходить замуж позже, чем в деревнях. Не в 14-16 лет, а в 18-20 и позже.
Это классический демографический переход, который прошли все индустриализирующиеся страны. Россия вступила в него с опозданием, но логика была та же.
Критическая разница: в Европе этот процесс занял 100-150 лет. Постепенная эволюция. Общество успевало адаптироваться. В России — форсированный переход за 50-60 лет (с 1861 по 1917). Резкий слом одной модели без успешного закрепления новой. Это создало напряжение, которое стало одной из причин революции.
Контрацептивная культура как отложенная революция
На Западе контрацептивная культура начала формироваться с середины XIX века. Не сразу, через общественные дискуссии, споры, постепенную адаптацию. Преимущество эволюционного пути: общество успевает осознать, зачем нужна контрацепция, какие у неё преимущества, как её использовать ответственно.
В России — строгий запрет. Церковь, государство, община — все против. Контрацепция = грех, разврат, западное разложение.
Результат: высокая рождаемость сохранялась дольше, чем было экономически целесообразно. Женщины продолжали рожать 7-9 детей даже тогда, когда содержать их стало невозможно.
Отсутствие контрацептивной культуры — это одна из причин, почему переход от патриархальной модели к нуклеарной был таким болезненным. Вместо постепенного снижения рождаемости в ответ на экономические изменения — резкий обрыв уже в советский период.
Нуклеарная семья: первые ростки
К началу XX века в городах начала формироваться новая модель — нуклеарная семья. Муж + жена + дети. Обособленная от старших поколений. Живущая в отдельном жилье. С собственным бюджетом. С возможностью принимать решения самостоятельно.
Это принципиально другая конструкция. Не производственная единица, а эмоциональный и экономический союз двух людей.
Ключевые отличия от патриархальной модели:
Индивидуальный выбор партнёра. Не родители решают, а сами супруги. Брак основан на влюбленности, привязанности, личных предпочтениях.
Суверенность. Семья живёт по своим правилам. Старшие поколения могут влиять, но не контролировать.
Интимизация отношений. Секс перестаёт быть исключительно про зачатие. Появляется гедонистическая составляющая — удовольствие, близость, эмоциональная связь.
Новые роли. Муж — добытчик, работающий вне семьи за зарплату. Жена — хозяйка, но с возможностью тоже работать. Дети — объект вложений, а не рабочая сила.
Это иная модель. Она даёт больше свободы, больше возможностей для развития личности, лучшие условия для воспитания детей.
Но у неё есть и свои проблемы. Нуклеарная семья менее устойчива к экономическим шокам. Нет подушки безопасности в виде широкой родни. Если муж потерял работу — семья в кризисе. Если жена заболела — некому помочь с детьми.
Эти проблемы проявятся в полной мере позже, в советский период. Но уже в начале XX века стало ясно: переход к новой модели неизбежен, но он требует новых институтов поддержки.
Революция как результат незавершённого перехода
К 1917 году Россия находилась в состоянии незавершённого демографического и социального перехода. Старая модель умерла. Патриархальная широкая семья больше не работала. Молодёжь уходила в города. Женщины требовали прав. Община разваливалась.
Новая модель не укрепилась. Нуклеарная семья только формировалась. Институтов поддержки не было. Экономика не успела перестроиться. Культурные установки остались патриархальными.
Общество застряло между двумя моделями. Ни туда, ни сюда. Напряжение росло.
Революция разрешила это напряжение радикально: снесла обе модели и попыталась построить третью — советскую. Но об этом в следующий раз.
Выводы для демографической политики
Первое. Экономика определяет структуру семьи. Патриархальная модель умерла не из-за идеологии или морального разложения, а потому что индустриализация лишила её экономического базиса. Попытки вернуть патриархат без возврата к аграрной экономике бессмысленны.
Второе. Женщины — ключевые агенты демографических изменений. Они первыми реагируют на новые возможности и первыми требуют перемен. Любая демографическая политика, игнорирующая интересы женщин, обречена на провал.
Третье. Форсированные переходы опасны. Европа прошла демографический переход за 100-150 лет. Россия пыталась уложиться в 50. Результат — революция и насильственная перестройка. Современные попытки форсировать возврат к «традициям» могут привести к аналогичным последствиям.
Четвёртое. Контрацептивная культура — необходимое условие демографической стабильности. Запреты не работают. Работает образование, доступность средств, культурная адаптация. Отложенная контрацептивная революция в России — одна из причин нынешнего кризиса.
Пятое. Нуклеарная семья требует институциональной поддержки. Она менее устойчива, чем патриархальная, но более эффективна для современной экономики. Чтобы она работала, нужны ясли, садики, система здравоохранения, социальное жильё, гибкий рынок труда. Без этого нуклеарная модель превращается в ловушку бедности.
Следующая часть цикла: Ранний СССР — как большевики пытались уничтожить семью, почему отступили и что построили вместо неё.
III — От крестьянской реформы до революции
(1) #демография
1861 год — отмена крепостного права. Формально — освобождение крестьян. Фактически — запуск процесса, который за полвека полностью разрушит традиционную семейную структуру.
Патриархальная модель, просуществовавшая столетия, рухнула не из-за моральной деградации или западного влияния. Её убили экономические факторы: индустриализация, урбанизация, появление рынка труда и трудовой мобильности.
К началу XX века широкая крестьянская семья находилась в глубоком кризисе. Малая семья (муж + жена + дети) начала отделяться и требовать суверенности. Женщины и младшие поколения бунтовали против патриархального контроля.
Этот период критически важен для понимания современных демографических процессов, потому что именно тогда сформировалось фундаментальное противоречие, с которым мы живём до сих пор: конфликт между запросом на индивидуальный выбор и культурной инерцией патриархальных установок.
Экономический базис: почему традиция перестала работать
Патриархальная семья была эффективна в условиях натурального хозяйства. Семья производила всё сама, жила на то, что произвела. Широкая структура обеспечивала взаимозаменяемость и устойчивость к рискам.
Пореформенная Россия — это начало индустриального переворота. Медленного, противоречивого, но необратимого.
Ключевые процессы:
Развитие промышленности и торговли. Появляются фабрики, заводы, железные дороги. Формируется рынок наёмного труда. Крестьянин может уйти в город и работать за зарплату.
Рост городов. Урбанизация ускоряется. С 1861 по 1914 год городское население увеличивается в 3-4 раза. Города становятся центрами притяжения для тех, кто хочет вырваться из деревенской зависимости.
Трудовая миграция. Сначала сезонная — мужчины уходят на заработки в город, возвращаются в деревню. Потом постоянная — малые семьи переезжают насовсем.
Частная собственность и товарно-денежные отношения. Земля перестаёт быть исключительно общинной. Появляется возможность купить, продать, накопить капитал. Возникает имущественное расслоение.
Всё это означает одно: массовая крестьянская малая семья получает экономическую альтернативу. Раньше выжить вне широкой общинной структуры было невозможно. Теперь — возможно. Муж и жена могут работать на фабрике, снимать жильё в городе, содержать себя и детей без помощи родителей и общины.
И как только эта возможность появилась — недостатки патриархальной модели стали перевешивать преимущества. О чем я говорил прежде.
Бабий бунт: женщины как драйверы перемен
Женщины первыми ощутили новые возможности. И первыми начали разрушать традиционную структуру. Почему именно женщины? Потому что в патриархальной семье они были наиболее угнетаемым классом.
Глеб Успенский (конец XIX века): «Женский труд в крестьянской семье и хозяйстве ужасен, поистине ужасен. Глубокого уважения достойна всякая крестьянская женщина, потому что эпитет «мученица», право, не преувеличение почти ко всякой крестьянской женщине».
Каторжный труд в поле и по хозяйству. Бесправие — зависимость от мужа, свёкра, свекрови. Сексуальная эксплуатация (+снохачество). Ранние браки по решению родителей. Непрерывные роды. Высокая смертность при родах.
Когда появилась возможность работать на фабрике и получать собственный заработок — женщины начали уходить из деревень. Сначала в качестве сезонных работниц. Потом — навсегда.
Работа на фабрике тоже была тяжёлой. Но она давала то, чего не было в деревне: экономическую независимость.
С собственным заработком женщина могла:
— Содержать себя без мужа
— Откладывать брак на более поздний возраст
— Выбирать партнёра по собственному желанию, а не по решению родителей
— Уйти от мужа, если он пьёт или бьёт
Это не означало лёгкую жизнь. Но это означало выбор. А выбор это и есть суверенность.
Поколенческий бунт: младшие против старших
Второй очаг сопротивления патриархату — младшие поколения. В традиционной семье младшие члены находились в полной зависимости от старших. Родители решали всё: кого взять в жёны, какую профессию осваивать, когда жениться, как вести хозяйство. Младший сын мог быть женатым, иметь детей — и всё равно оставаться бесправным подчинённым отца.
Пока экономика была аграрной, альтернативы не было. Земля — в руках общины и старших поколений. Без их поддержки не выжить. Но индустриализация изменила расклад. Младшее поколение могло уйти в город, заработать там, получить независимость. И начало уходить массово.
К началу XX века этот процесс стал массовым. Деревня теряла молодёжь. Города росли за счёт крестьянской миграции.
Славянофильская реакция: когда элиты не понимают реальности
Процесс распада патриархальной семьи не остался незамеченным. Элиты отреагировали предсказуемо: обвинили во всём Запад и призвали вернуться к традициям.
Иван Киреевский (славянофил, середина XIX века) называл женскую эмансипацию «нравственным гниением высшего класса европейского общества, абсолютно чуждым русской традиции и культуре».
То есть снохачество, каторжный женский труд, полный контроль — это «русская культура». А право женщины выбирать мужа и контролировать свою жизнь — «западное гниение».
Лев Толстой (конец XIX века):
«Смотри на общество женщин как на необходимую неприятность жизни общественной и, сколько можно, удаляйся от них».
«Всё было бы хорошо, кабы только они (женщины) были на своем месте, т.е. смиренны».
«Мы увидим, что никакой надобности нет придумывать исход для отрожавшихся и не нашедших мужа женщин: на этих женщин без контор, кафедр и телеграфов всегда есть и было требование, превышающее предложение. Повивальные бабки, няньки, экономки, распутные женщины».
Женщина, которая хочет работать, учиться, делать карьеру — это угроза. Её место — повивальная бабка, нянька или проститутка.
Аналогично про Европу. Киреевский и Толстой предрекали, что Франция, Германия и США загниют и рухнут из-за эмансипации женщин и ослабления патриархата.
Что произошло на самом деле? Европа и США продолжили развиваться. Продолжительность жизни росла. Экономика росла. Образование росло. Права женщин расширялись.
А Россия, цеплявшаяся за патриархальную общинность, оставалась аграрной, бедной, с чудовищной смертностью и низким уровнем жизни. К 1917 году противоречия достигли критической массы. Случилась революция.
Демографические сдвиги: начало перехода
Пореформенный период — это начало демографического перехода в России. Смертность начала падать. Не резко, но заметно. Развитие медицины, улучшение гигиены, рост уровня жизни в городах. Из 100 родившихся доживать до взрослого возраста стало больше.
Рождаемость начала снижаться. Медленно, с запозданием относительно Европы, но тренд пошёл. Женщины, получившие доступ к городскому рынку труда, начали откладывать браки и рожать меньше детей.
Средний размер семьи стал сокращаться. Широкие семьи распадались. Малые семьи становились нормой в городах.
Возраст вступления в брак начал расти. В городах женщины стали выходить замуж позже, чем в деревнях. Не в 14-16 лет, а в 18-20 и позже.
Это классический демографический переход, который прошли все индустриализирующиеся страны. Россия вступила в него с опозданием, но логика была та же.
Критическая разница: в Европе этот процесс занял 100-150 лет. Постепенная эволюция. Общество успевало адаптироваться. В России — форсированный переход за 50-60 лет (с 1861 по 1917). Резкий слом одной модели без успешного закрепления новой. Это создало напряжение, которое стало одной из причин революции.
Контрацептивная культура как отложенная революция
На Западе контрацептивная культура начала формироваться с середины XIX века. Не сразу, через общественные дискуссии, споры, постепенную адаптацию. Преимущество эволюционного пути: общество успевает осознать, зачем нужна контрацепция, какие у неё преимущества, как её использовать ответственно.
В России — строгий запрет. Церковь, государство, община — все против. Контрацепция = грех, разврат, западное разложение.
Результат: высокая рождаемость сохранялась дольше, чем было экономически целесообразно. Женщины продолжали рожать 7-9 детей даже тогда, когда содержать их стало невозможно.
Отсутствие контрацептивной культуры — это одна из причин, почему переход от патриархальной модели к нуклеарной был таким болезненным. Вместо постепенного снижения рождаемости в ответ на экономические изменения — резкий обрыв уже в советский период.
Нуклеарная семья: первые ростки
К началу XX века в городах начала формироваться новая модель — нуклеарная семья. Муж + жена + дети. Обособленная от старших поколений. Живущая в отдельном жилье. С собственным бюджетом. С возможностью принимать решения самостоятельно.
Это принципиально другая конструкция. Не производственная единица, а эмоциональный и экономический союз двух людей.
Ключевые отличия от патриархальной модели:
Индивидуальный выбор партнёра. Не родители решают, а сами супруги. Брак основан на влюбленности, привязанности, личных предпочтениях.
Суверенность. Семья живёт по своим правилам. Старшие поколения могут влиять, но не контролировать.
Интимизация отношений. Секс перестаёт быть исключительно про зачатие. Появляется гедонистическая составляющая — удовольствие, близость, эмоциональная связь.
Новые роли. Муж — добытчик, работающий вне семьи за зарплату. Жена — хозяйка, но с возможностью тоже работать. Дети — объект вложений, а не рабочая сила.
Это иная модель. Она даёт больше свободы, больше возможностей для развития личности, лучшие условия для воспитания детей.
Но у неё есть и свои проблемы. Нуклеарная семья менее устойчива к экономическим шокам. Нет подушки безопасности в виде широкой родни. Если муж потерял работу — семья в кризисе. Если жена заболела — некому помочь с детьми.
Эти проблемы проявятся в полной мере позже, в советский период. Но уже в начале XX века стало ясно: переход к новой модели неизбежен, но он требует новых институтов поддержки.
Революция как результат незавершённого перехода
К 1917 году Россия находилась в состоянии незавершённого демографического и социального перехода. Старая модель умерла. Патриархальная широкая семья больше не работала. Молодёжь уходила в города. Женщины требовали прав. Община разваливалась.
Новая модель не укрепилась. Нуклеарная семья только формировалась. Институтов поддержки не было. Экономика не успела перестроиться. Культурные установки остались патриархальными.
Общество застряло между двумя моделями. Ни туда, ни сюда. Напряжение росло.
Революция разрешила это напряжение радикально: снесла обе модели и попыталась построить третью — советскую. Но об этом в следующий раз.
Выводы для демографической политики
Первое. Экономика определяет структуру семьи. Патриархальная модель умерла не из-за идеологии или морального разложения, а потому что индустриализация лишила её экономического базиса. Попытки вернуть патриархат без возврата к аграрной экономике бессмысленны.
Второе. Женщины — ключевые агенты демографических изменений. Они первыми реагируют на новые возможности и первыми требуют перемен. Любая демографическая политика, игнорирующая интересы женщин, обречена на провал.
Третье. Форсированные переходы опасны. Европа прошла демографический переход за 100-150 лет. Россия пыталась уложиться в 50. Результат — революция и насильственная перестройка. Современные попытки форсировать возврат к «традициям» могут привести к аналогичным последствиям.
Четвёртое. Контрацептивная культура — необходимое условие демографической стабильности. Запреты не работают. Работает образование, доступность средств, культурная адаптация. Отложенная контрацептивная революция в России — одна из причин нынешнего кризиса.
Пятое. Нуклеарная семья требует институциональной поддержки. Она менее устойчива, чем патриархальная, но более эффективна для современной экономики. Чтобы она работала, нужны ясли, садики, система здравоохранения, социальное жильё, гибкий рынок труда. Без этого нуклеарная модель превращается в ловушку бедности.
Следующая часть цикла: Ранний СССР — как большевики пытались уничтожить семью, почему отступили и что построили вместо неё.
Загрузка...
Загрузка...
Собственно, как я ранее и описывал сразу после эскалации: политика вокруг СНГ — это «дипломатия царей».
Текущие разногласия никуда не делись, но стратегическое взаимодействие продолжается. Россия и Азербайджан — соседи с четким контуром сосуществования. Обязательствами, если хотите. Взаимными.
При этом важный момент, что против России Азербайджан (или любая другая постсоветская страна) может идти только в качестве «тарана» чужих интересов. Отсутствие субъективности и «торговля» интересами — это вынужденная необходимость «малых государств».
Господин Алиев как раз весьма мудрый политик, который умеет сидеть на нескольких стульях. Верно оценивая, что в этой позиции выживать куда проще (и прибыльней), чем… ну, вы поняли. Только один путь и только один враг. Всё на карту чужих интересов. Не будем показывать пальцем.
Азербайджан выбирает путь сотрудничества и с теми, и с теми, и с этими. И это поддерживается Кремлем. Вполне разумно, что с нашей стороны нет эскалации. Как ни странно прозвучит, но, прочертили красные линии и все всё поняли.
Работаем дальше. Сосуществуем.
Текущие разногласия никуда не делись, но стратегическое взаимодействие продолжается. Россия и Азербайджан — соседи с четким контуром сосуществования. Обязательствами, если хотите. Взаимными.
При этом важный момент, что против России Азербайджан (или любая другая постсоветская страна) может идти только в качестве «тарана» чужих интересов. Отсутствие субъективности и «торговля» интересами — это вынужденная необходимость «малых государств».
Господин Алиев как раз весьма мудрый политик, который умеет сидеть на нескольких стульях. Верно оценивая, что в этой позиции выживать куда проще (и прибыльней), чем… ну, вы поняли. Только один путь и только один враг. Всё на карту чужих интересов. Не будем показывать пальцем.
Азербайджан выбирает путь сотрудничества и с теми, и с теми, и с этими. И это поддерживается Кремлем. Вполне разумно, что с нашей стороны нет эскалации. Как ни странно прозвучит, но, прочертили красные линии и все всё поняли.
Работаем дальше. Сосуществуем.
Загрузка...
Убирая самозанятость — мы убираем компромисс. Между госконтролем и реальным бизнесом. Режим самозанятого позволял «мелкому» работать в белую. Не уходить в тень, а оставаться видимым для контроля. А при укрупнении до ИП — имел положительный опыт сотрудничества с государством.
За шесть лет легализовались 8.5 миллионов человек и это принесло бюджету 110 млрд рублей. Но главное, что работала эта прозрачность в малом секторе.
Жесткий контроль должен быть. Факт. Но не за швеей и кондитером, которые работают на заказ. Не за сантехником и мастером обувщиком. Злоупотребляют сейчас крупные компании, которые выводят целые отделы за штат.
А срезать предлагают всех. Не крупняк, который на виду и можно наказывать точечно, а одним махом всю систему.
Реформа нужна, но не кувалдой, а отдельными изменениями.
Если критически важно не допустить, чтобы компании выводили сотрудников в режим самозанятости, то нужен запрет на перевод бывших сотрудников в статус самозанятых. Т.е. запретить заключать контракты с бывшим сотрудником в статусе самозанятого. Скажем на полгода запрет. Плюс лимиты по доходам самозанятого по работе с юрлицами. Если уж проблема настолько масштабная, то вот решение. Мы защищаем «мелкую» самозанятость и не даем возможность теневого найма для крупняка.
Я бы еще докрутил самозанятым порог дохода до уровня среднегодовой по региону. Опять же убираем возможность работы «по-крупному», но даем дышать ремесленнику и микробизнесу.
Очевидно, что нужен «соцпакет» для тех, кто остается в статусе самозанятого при ожидаемом повышении налоговой базы. Пенсионные баллы, скидки по ОМС. Может еще вычет или кэшбек за итоговую уплату налогов и взносов.
Честно с народом — они честно в ответ. А если всех кувалдой и под контроль, то и они в ответ в тень.
За шесть лет легализовались 8.5 миллионов человек и это принесло бюджету 110 млрд рублей. Но главное, что работала эта прозрачность в малом секторе.
Жесткий контроль должен быть. Факт. Но не за швеей и кондитером, которые работают на заказ. Не за сантехником и мастером обувщиком. Злоупотребляют сейчас крупные компании, которые выводят целые отделы за штат.
А срезать предлагают всех. Не крупняк, который на виду и можно наказывать точечно, а одним махом всю систему.
Реформа нужна, но не кувалдой, а отдельными изменениями.
Если критически важно не допустить, чтобы компании выводили сотрудников в режим самозанятости, то нужен запрет на перевод бывших сотрудников в статус самозанятых. Т.е. запретить заключать контракты с бывшим сотрудником в статусе самозанятого. Скажем на полгода запрет. Плюс лимиты по доходам самозанятого по работе с юрлицами. Если уж проблема настолько масштабная, то вот решение. Мы защищаем «мелкую» самозанятость и не даем возможность теневого найма для крупняка.
Я бы еще докрутил самозанятым порог дохода до уровня среднегодовой по региону. Опять же убираем возможность работы «по-крупному», но даем дышать ремесленнику и микробизнесу.
Очевидно, что нужен «соцпакет» для тех, кто остается в статусе самозанятого при ожидаемом повышении налоговой базы. Пенсионные баллы, скидки по ОМС. Может еще вычет или кэшбек за итоговую уплату налогов и взносов.
Честно с народом — они честно в ответ. А если всех кувалдой и под контроль, то и они в ответ в тень.
Загрузка...
Максим Орешкин вчера на форуме на Открытом диалоге «Новая экономика: конкуренция за позитивное развитие» заявил, что конкурентная борьба сместилась в сферу имиджа и впечатлений. Маржа, мол, теперь не в производстве, а в том, как потребитель воспринимает продукт. Звучит логично — именно так работали Apple, Nike, Starbucks последние двадцать лет. Вот примерно настолько Максим Станиславович и отстает в своей оценке.
Поясняю.
Пандемия и санкции изменили потребительское поведение. Когда с наших полок исчезли привычные бренды, россияне обнаружили простую вещь: китайский ноунейм с Wildberries часто не уступает разрекламированной марке. Переплата за логотип перестала казаться оправданной. Инфляция и кризис уровня жизни (причем повсеместный) довершили дело — средний класс вернулся к рациональному выбору по формуле «цена-качество». Это тренд в Европе, в Британии, в США, Новая экономика — экономна.
Это не означает, что впечатления умерли. Они просто стратифицировались. В премиум-сегменте эмоциональная привязка к бренду всё еще работает. Но в массовом рынке, который 80% потребителей, побеждает тот, кто предложит надежный продукт по разумной цене с быстрой доставкой.
Три ключевых качества продукта: надежность, адекватность цены и логистика.
В этом смысле, у российского продукта есть «поле деятельности». Нашим товарам было сложно конкурировать и выходить на рынок в прошлую эпоху впечатлений. Где большое значение имела имиджевая составляющая и та самая добавочная стоимость через ощущения. Красивая упаковка, особый опыт (почти ритуал) потребления.
Сейчас этого нет. На это нет денег. И у российского потребителя, и у зарубежного.
Поэтому, российский продукт может занять свою нишу. Конкурировать.
Что нужно сделать?
(1) Инвестировать в реальное качество, а не только в упаковку. Потребитель стал опытнее. То самое впечатление и красивая история без подтверждения продуктом больше не работает.
(2) Государству нужно развивать локальные производства, где конкуренция идет на технологиях и логистике. Тот же китайский опыт показывает: сначала создаем надежный товар, потом надстраиваем бренд.
(3) Тональность диалога с потребителем должна быть честной и даже скучной. Эпоха глянцевых обещаний закончилась. Люди ценят прозрачность: из чего сделано, сколько стоит, почему именно столько стоит. Лишний информационный шум не работает. Слишком немассовое общество. Оценка товара идет сразу всюду, а не контролируемая «эмоция» из одного утюга по рекламной стратегии.
Экономика впечатлений была прорывом двадцать лет назад. Сегодня прорыв в возвращении доверия через реальное качество. Только после этого можно снова говорить об имидже. То, о чем говорит господин заместитель руководителя Администрации Президента — это борьба за восприятие продукта, которого по сути нет. Презентация без продажи.
Россия как раз может выстрелить продуктом без презентации. Простым и понятным качеством.
Поясняю.
Пандемия и санкции изменили потребительское поведение. Когда с наших полок исчезли привычные бренды, россияне обнаружили простую вещь: китайский ноунейм с Wildberries часто не уступает разрекламированной марке. Переплата за логотип перестала казаться оправданной. Инфляция и кризис уровня жизни (причем повсеместный) довершили дело — средний класс вернулся к рациональному выбору по формуле «цена-качество». Это тренд в Европе, в Британии, в США, Новая экономика — экономна.
Это не означает, что впечатления умерли. Они просто стратифицировались. В премиум-сегменте эмоциональная привязка к бренду всё еще работает. Но в массовом рынке, который 80% потребителей, побеждает тот, кто предложит надежный продукт по разумной цене с быстрой доставкой.
Три ключевых качества продукта: надежность, адекватность цены и логистика.
В этом смысле, у российского продукта есть «поле деятельности». Нашим товарам было сложно конкурировать и выходить на рынок в прошлую эпоху впечатлений. Где большое значение имела имиджевая составляющая и та самая добавочная стоимость через ощущения. Красивая упаковка, особый опыт (почти ритуал) потребления.
Сейчас этого нет. На это нет денег. И у российского потребителя, и у зарубежного.
Поэтому, российский продукт может занять свою нишу. Конкурировать.
Что нужно сделать?
(1) Инвестировать в реальное качество, а не только в упаковку. Потребитель стал опытнее. То самое впечатление и красивая история без подтверждения продуктом больше не работает.
(2) Государству нужно развивать локальные производства, где конкуренция идет на технологиях и логистике. Тот же китайский опыт показывает: сначала создаем надежный товар, потом надстраиваем бренд.
(3) Тональность диалога с потребителем должна быть честной и даже скучной. Эпоха глянцевых обещаний закончилась. Люди ценят прозрачность: из чего сделано, сколько стоит, почему именно столько стоит. Лишний информационный шум не работает. Слишком немассовое общество. Оценка товара идет сразу всюду, а не контролируемая «эмоция» из одного утюга по рекламной стратегии.
Экономика впечатлений была прорывом двадцать лет назад. Сегодня прорыв в возвращении доверия через реальное качество. Только после этого можно снова говорить об имидже. То, о чем говорит господин заместитель руководителя Администрации Президента — это борьба за восприятие продукта, которого по сути нет. Презентация без продажи.
Россия как раз может выстрелить продуктом без презентации. Простым и понятным качеством.
Загрузка...
Продолжаем цикл: Демография как национальная стратегия
II — Патриархальная семья: почему традиционная модель была эффективной и почему она мертва
(1) #демография
Когда речь заходит о «традиционных ценностях», обычно имеется в виду некий идеализированный образ: большая крепкая семья, много детей, чёткие роли, стабильность, преемственность поколений. Предполагается, что возврат к этой модели решит демографические проблемы.
Проблема в том, что реальная традиционная семья имела мало общего с этим образом. И главное — она была эффективна только в строго определённых экономических и социальных условиях, которых больше не существует.
Чтобы понять, почему попытки реанимировать патриархальную модель обречены на провал, необходимо разобраться, как она на самом деле работала.
Демографическая иллюзия: нас было много, но… ненадолго
Перепись 1897 года: почти 130 миллионов человек в Российской империи. Впечатляющая цифра — почти в два раза больше, чем в США (76 млн), и значительно больше, чем в Германии (60 млн).
Но абсолютные числа вводят в заблуждение.
Ключевые показатели:
— Из 100 родившихся мальчиков до года доживали 70, до 20 лет — 49, до 50 лет — 36.
— У девочек: 74 до года, 53 до 20 лет, 39 до 50 лет.
— Средняя продолжительность жизни: мужчины — 31 год, женщины — 33 года.
— Коэффициент младенческой смертности: 261 на 1000 (в США — 124).
То есть 130 миллионов на бумаге — это по возрастной структуре огромная доля детей и подростков, половина из которых не доживёт до взрослого возраста. Взрослого работоспособного населения было значительно меньше, чем кажется по общей численности.
Высокая рождаемость как компенсаторный механизм
На одну женщину в конце XIX века приходилось более 7 рождений. Для женщин в браке — 9. Рождаемость — 50 на 1000 человек населения. Это не признак благополучия. Это вынужденная стратегия выживания в условиях чудовищной смертности.
Многорождаемость не приводила к многодетности. Из девятерых рождённых до совершеннолетия доживали трое-четверо. Семья рожала много не потому, что хотела большую семью, а потому, что иначе род просто прервётся.
Две причины вынужденной высокой рождаемости:
— Отсутствие контрацепции. Каждый половой акт нёс риск беременности. Контрацептивная культура начала формироваться на Западе с середины XIX века, у нас — значительно позже.
— Ранние браки. 14-18 лет. Это механизм контроля рождаемости, только наоборот: чем раньше вступить в брак, тем длиннее репродуктивный период.
Назвать такую рождаемость «эффективной» невозможно. Это была демографическая катастрофа, которую пытались компенсировать количеством попыток.
Семья как производственная единица
Патриархальная семья — это не про любовь, привязанность или воспитание. Это экономическая ячейка, микропредприятие по производству товаров и продовольствия.
Аграрное общество = натуральное хозяйство. Что семья произвела своими руками — на то и живёт. Отсюда вся структура семьи:
Единоначалие. Патриарх как директор производства. Абсолютная власть, жёсткий контроль всех процессов. Не из садизма (за что бывает критикуют патриархат), а из необходимости поддерживать эффективность в условиях постоянной борьбы за выживание.
Жёсткое распределение ролей. Каждый член семьи выполняет строго определённую функцию. Взаимозаменяемость важнее индивидуальности. Если кто-то заболел или умер — его роль должен занять другой без остановки производства.
Широкая структура (3+ поколения). Не из любви к бабушкам, а из экономической целесообразности. Большая семья устойчивее к рискам: овдовения, осиротения, инвалидности, болезней, войн, голода. Кто-то из 10-12 членов выживет и сможет прокормить остальных.
Устойчивость ролей и статусов. Никакие личные желания не влияют на распределение функций. Женщина — хозяйка и мать. Мужчина — работник в поле. Младший сын — подчинённый. И так до конца жизни. Стабильность важнее самореализации.
Цена выживания: отсутствие суверенности
Главный недостаток патриархальной модели — полная зависимость всех членов семьи от главы и от общины. + Экономическая зависимость. Ни землёй, ни хозяйством семья часто не владела. Община решала, кто что получает. Личного бюджета не существовало. + Социальная зависимость. Община контролировала браки, разделение имущества, разрешение конфликтов. Выйти за пределы общинного порядка означало маргинализацию. + Физическая зависимость. Полурабское положение женщин и младших членов семьи.
Дети как утилитарный ресурс
Современное представление о детстве это продукт XX века. В патриархальной семье ребёнок воспринимался как мелкая рабочая сила, которая, если доживёт, станет основной.
Никакого особого ухода, воспитания, родительской привязанности не было. Родился — подвесили люльку в углу избы, кто свободен — покачнёт. Есть молоко у матери — покормит. Нет — найдут кормилицу или обойдутся как-нибудь.
Лев Толстой, «Воскресение»:
«Незамужняя женщина рожала каждый год и, как это обычно делается по деревням, ребёнка крестили, и потом мать не кормила нежеланнō появившегося, не нужного и мешавшего работе ребёнка, и он скоро умирал от голода».
Вересаев, «Лизар» (врачебные записки, конец XIX века):
«Прежде, барин мой жалобный, лучше было. Жили смирно, бога помнили, а господь-батюшка заботился о людях, назначал всему меру. Война объявится, а либо голод, — и почистит народ. Бобушки придут, — что народу поклюют! Сокращал господь человека, жалел народ… Дай, господи, скотинку с приплодом, а деток с приморцем».
Это не жестокость. Это адаптация к реальности. С такой смертностью невозможно эмоционально привязываться к каждому ребёнку — это прямой путь к психологическому краху. Отстранение было механизмом психологической защиты.
Почему это работало
В условиях аграрной экономики и высокой смертности патриархальная семья была единственной жизнеспособной моделью.
Малая семья (муж + жена + дети) не выживала. Слишком высокие риски: болезнь, смерть кормильца, неурожай и всё — семья обречена. Только широкая структура с взаимозаменяемостью обеспечивала устойчивость.
Индивидуализм был роскошью, которую нельзя было себе позволить. Выбор партнёра по любви? А если он умрёт через год? Отказ от работы в поле ради воспитания ребёнка? А кто тогда будет кормить семью?
Жёсткость конструкции была оборотной стороной эффективности. Да, это было тяжело. Да, это ограничивало свободу. Но это позволяло выживать.
Сословная структура: Россия — страна крестьян
Важный момент: мы говорим о крестьянстве не из академического интереса, а потому что это и есть Россия. Наша настоящая традиция — крестьянская.
Перепись 1897 года:
— Дворяне — около 1%
— Купцы — 0,6%
— Мещане (городские обыватели) — 10,6%
— Крестьяне — 84,1% (в Европейской России).
Из 1000 человек — 841 крестьянин. Дворянская, купеческая, интеллигентская культура — это тонкая плёнка на поверхности. Фундамент — патриархальная крестьянская община.
Мы в третьем-четвёртом поколении — выходцы из деревень. Наши бабушки и прабабушки выросли в этих самых широких семьях по 10-12 человек. Эта надстройка до сих пор в нас. Представления о «правильной» семье, о ролях мужчины и женщины, о долге перед родителями — это оттуда.
Игнорировать это — значит не понимать, откуда берутся наши культурные установки и почему они входят в противоречие с современной реальностью.
Так почему эта модель умерла
Патриархальная семья была эффективна до тех пор, пока сохранялись условия, её породившие: аграрная экономика, натуральное хозяйство, высокая смертность, отсутствие медицины и контрацепции. Как только эти условия изменились — модель перестала работать.
Индустриализация дала малой семье возможность экономической независимости. Работа на заводе за зарплату означала, что не нужно жить в общине, чтобы выжить.
Урбанизация разрушила общинные структуры. В городе нет патриархальной надстройки, нет контроля старших поколений, нет земли и натурального хозяйства.
Развитие медицины снизило смертность. Больше не нужно рожать девятерых, чтобы трое выжили. Достаточно двух-трёх.
Появление контрацепции дало контроль над рождаемостью. Секс перестал автоматически означать беременность.
Рост образования и рынка труда открыл женщинам и младшим поколениям альтернативы. Зачем терпеть зависимость, если можно уйти в город, получить профессию, содержать себя?
Недостатки патриархальной модели — отсутствие свободы, контроль, зависимость — начали перевешивать преимущества. Широкая семья начала распадаться. Этот процесс был необратим.
Выводы для демографической политики
Первое. Патриархальная модель неприменима в постиндустриальном обществе. Попытки её реанимировать — это не возвращение к традициям, а регресс в доиндустриальное состояние. Невозможно иметь современную экономику, высокий уровень образования, массовую урбанизацию и при этом патриархальную семью. Эти вещи несовместимы.
Второе. Высокая рождаемость в традиционных обществах была вынужденной, а не добровольной. Она не может служить образцом, потому что компенсировала высокую смертность. С падением смертности такая рождаемость становится избыточной и неэффективной.
Третье. Жёсткие гендерные роли и контроль были производными от экономической структуры, а не от «традиционных ценностей». Когда экономика изменилась, эти роли утратили функциональность. Попытки искусственно их поддерживать создают конфликт между культурными установками и экономической реальностью.
Четвёртое. Устойчивость патриархальной семьи держалась на отсутствии альтернатив. Как только альтернативы появились — модель рухнула. Это означает, что люди терпели не потому, что им нравилось, а потому, что иначе было не выжить.
Пятое. Крестьянская надстройка — это наш культурный фундамент. Её влияние ощущается до сих пор в виде стереотипов и ожиданий. Но опираться на неё в построении современной демографической политики — ошибка. Нужно понимать, откуда эти установки взялись, чтобы осознанно точечно от них отказываться там, где они не работают.
В следующей части цикла: От крестьянской реформы 1861 до революции 1917 — как индустриализация разрушила традиционную семью и почему этот процесс был неизбежен.
II — Патриархальная семья: почему традиционная модель была эффективной и почему она мертва
(1) #демография
Когда речь заходит о «традиционных ценностях», обычно имеется в виду некий идеализированный образ: большая крепкая семья, много детей, чёткие роли, стабильность, преемственность поколений. Предполагается, что возврат к этой модели решит демографические проблемы.
Проблема в том, что реальная традиционная семья имела мало общего с этим образом. И главное — она была эффективна только в строго определённых экономических и социальных условиях, которых больше не существует.
Чтобы понять, почему попытки реанимировать патриархальную модель обречены на провал, необходимо разобраться, как она на самом деле работала.
Демографическая иллюзия: нас было много, но… ненадолго
Перепись 1897 года: почти 130 миллионов человек в Российской империи. Впечатляющая цифра — почти в два раза больше, чем в США (76 млн), и значительно больше, чем в Германии (60 млн).
Но абсолютные числа вводят в заблуждение.
Ключевые показатели:
— Из 100 родившихся мальчиков до года доживали 70, до 20 лет — 49, до 50 лет — 36.
— У девочек: 74 до года, 53 до 20 лет, 39 до 50 лет.
— Средняя продолжительность жизни: мужчины — 31 год, женщины — 33 года.
— Коэффициент младенческой смертности: 261 на 1000 (в США — 124).
То есть 130 миллионов на бумаге — это по возрастной структуре огромная доля детей и подростков, половина из которых не доживёт до взрослого возраста. Взрослого работоспособного населения было значительно меньше, чем кажется по общей численности.
Высокая рождаемость как компенсаторный механизм
На одну женщину в конце XIX века приходилось более 7 рождений. Для женщин в браке — 9. Рождаемость — 50 на 1000 человек населения. Это не признак благополучия. Это вынужденная стратегия выживания в условиях чудовищной смертности.
Многорождаемость не приводила к многодетности. Из девятерых рождённых до совершеннолетия доживали трое-четверо. Семья рожала много не потому, что хотела большую семью, а потому, что иначе род просто прервётся.
Две причины вынужденной высокой рождаемости:
— Отсутствие контрацепции. Каждый половой акт нёс риск беременности. Контрацептивная культура начала формироваться на Западе с середины XIX века, у нас — значительно позже.
— Ранние браки. 14-18 лет. Это механизм контроля рождаемости, только наоборот: чем раньше вступить в брак, тем длиннее репродуктивный период.
Назвать такую рождаемость «эффективной» невозможно. Это была демографическая катастрофа, которую пытались компенсировать количеством попыток.
Семья как производственная единица
Патриархальная семья — это не про любовь, привязанность или воспитание. Это экономическая ячейка, микропредприятие по производству товаров и продовольствия.
Аграрное общество = натуральное хозяйство. Что семья произвела своими руками — на то и живёт. Отсюда вся структура семьи:
Единоначалие. Патриарх как директор производства. Абсолютная власть, жёсткий контроль всех процессов. Не из садизма (за что бывает критикуют патриархат), а из необходимости поддерживать эффективность в условиях постоянной борьбы за выживание.
Жёсткое распределение ролей. Каждый член семьи выполняет строго определённую функцию. Взаимозаменяемость важнее индивидуальности. Если кто-то заболел или умер — его роль должен занять другой без остановки производства.
Широкая структура (3+ поколения). Не из любви к бабушкам, а из экономической целесообразности. Большая семья устойчивее к рискам: овдовения, осиротения, инвалидности, болезней, войн, голода. Кто-то из 10-12 членов выживет и сможет прокормить остальных.
Устойчивость ролей и статусов. Никакие личные желания не влияют на распределение функций. Женщина — хозяйка и мать. Мужчина — работник в поле. Младший сын — подчинённый. И так до конца жизни. Стабильность важнее самореализации.
Цена выживания: отсутствие суверенности
Главный недостаток патриархальной модели — полная зависимость всех членов семьи от главы и от общины. + Экономическая зависимость. Ни землёй, ни хозяйством семья часто не владела. Община решала, кто что получает. Личного бюджета не существовало. + Социальная зависимость. Община контролировала браки, разделение имущества, разрешение конфликтов. Выйти за пределы общинного порядка означало маргинализацию. + Физическая зависимость. Полурабское положение женщин и младших членов семьи.
Дети как утилитарный ресурс
Современное представление о детстве это продукт XX века. В патриархальной семье ребёнок воспринимался как мелкая рабочая сила, которая, если доживёт, станет основной.
Никакого особого ухода, воспитания, родительской привязанности не было. Родился — подвесили люльку в углу избы, кто свободен — покачнёт. Есть молоко у матери — покормит. Нет — найдут кормилицу или обойдутся как-нибудь.
Лев Толстой, «Воскресение»:
«Незамужняя женщина рожала каждый год и, как это обычно делается по деревням, ребёнка крестили, и потом мать не кормила нежеланнō появившегося, не нужного и мешавшего работе ребёнка, и он скоро умирал от голода».
Вересаев, «Лизар» (врачебные записки, конец XIX века):
«Прежде, барин мой жалобный, лучше было. Жили смирно, бога помнили, а господь-батюшка заботился о людях, назначал всему меру. Война объявится, а либо голод, — и почистит народ. Бобушки придут, — что народу поклюют! Сокращал господь человека, жалел народ… Дай, господи, скотинку с приплодом, а деток с приморцем».
Это не жестокость. Это адаптация к реальности. С такой смертностью невозможно эмоционально привязываться к каждому ребёнку — это прямой путь к психологическому краху. Отстранение было механизмом психологической защиты.
Почему это работало
В условиях аграрной экономики и высокой смертности патриархальная семья была единственной жизнеспособной моделью.
Малая семья (муж + жена + дети) не выживала. Слишком высокие риски: болезнь, смерть кормильца, неурожай и всё — семья обречена. Только широкая структура с взаимозаменяемостью обеспечивала устойчивость.
Индивидуализм был роскошью, которую нельзя было себе позволить. Выбор партнёра по любви? А если он умрёт через год? Отказ от работы в поле ради воспитания ребёнка? А кто тогда будет кормить семью?
Жёсткость конструкции была оборотной стороной эффективности. Да, это было тяжело. Да, это ограничивало свободу. Но это позволяло выживать.
Сословная структура: Россия — страна крестьян
Важный момент: мы говорим о крестьянстве не из академического интереса, а потому что это и есть Россия. Наша настоящая традиция — крестьянская.
Перепись 1897 года:
— Дворяне — около 1%
— Купцы — 0,6%
— Мещане (городские обыватели) — 10,6%
— Крестьяне — 84,1% (в Европейской России).
Из 1000 человек — 841 крестьянин. Дворянская, купеческая, интеллигентская культура — это тонкая плёнка на поверхности. Фундамент — патриархальная крестьянская община.
Мы в третьем-четвёртом поколении — выходцы из деревень. Наши бабушки и прабабушки выросли в этих самых широких семьях по 10-12 человек. Эта надстройка до сих пор в нас. Представления о «правильной» семье, о ролях мужчины и женщины, о долге перед родителями — это оттуда.
Игнорировать это — значит не понимать, откуда берутся наши культурные установки и почему они входят в противоречие с современной реальностью.
Так почему эта модель умерла
Патриархальная семья была эффективна до тех пор, пока сохранялись условия, её породившие: аграрная экономика, натуральное хозяйство, высокая смертность, отсутствие медицины и контрацепции. Как только эти условия изменились — модель перестала работать.
Индустриализация дала малой семье возможность экономической независимости. Работа на заводе за зарплату означала, что не нужно жить в общине, чтобы выжить.
Урбанизация разрушила общинные структуры. В городе нет патриархальной надстройки, нет контроля старших поколений, нет земли и натурального хозяйства.
Развитие медицины снизило смертность. Больше не нужно рожать девятерых, чтобы трое выжили. Достаточно двух-трёх.
Появление контрацепции дало контроль над рождаемостью. Секс перестал автоматически означать беременность.
Рост образования и рынка труда открыл женщинам и младшим поколениям альтернативы. Зачем терпеть зависимость, если можно уйти в город, получить профессию, содержать себя?
Недостатки патриархальной модели — отсутствие свободы, контроль, зависимость — начали перевешивать преимущества. Широкая семья начала распадаться. Этот процесс был необратим.
Выводы для демографической политики
Первое. Патриархальная модель неприменима в постиндустриальном обществе. Попытки её реанимировать — это не возвращение к традициям, а регресс в доиндустриальное состояние. Невозможно иметь современную экономику, высокий уровень образования, массовую урбанизацию и при этом патриархальную семью. Эти вещи несовместимы.
Второе. Высокая рождаемость в традиционных обществах была вынужденной, а не добровольной. Она не может служить образцом, потому что компенсировала высокую смертность. С падением смертности такая рождаемость становится избыточной и неэффективной.
Третье. Жёсткие гендерные роли и контроль были производными от экономической структуры, а не от «традиционных ценностей». Когда экономика изменилась, эти роли утратили функциональность. Попытки искусственно их поддерживать создают конфликт между культурными установками и экономической реальностью.
Четвёртое. Устойчивость патриархальной семьи держалась на отсутствии альтернатив. Как только альтернативы появились — модель рухнула. Это означает, что люди терпели не потому, что им нравилось, а потому, что иначе было не выжить.
Пятое. Крестьянская надстройка — это наш культурный фундамент. Её влияние ощущается до сих пор в виде стереотипов и ожиданий. Но опираться на неё в построении современной демографической политики — ошибка. Нужно понимать, откуда эти установки взялись, чтобы осознанно точечно от них отказываться там, где они не работают.
В следующей части цикла: От крестьянской реформы 1861 до революции 1917 — как индустриализация разрушила традиционную семью и почему этот процесс был неизбежен.
Загрузка...
Загрузка...